Владимир Познер: “Честные выборы заканчиваются около урн”

23 марта в Саратове побывал известный советский и российский телеведущий Владимир Познер. Он презентовал свою новую книгу, написанную 21 год назад на английском и переведенную на русский 18 лет назад, “Прощание с иллюзиями”. При участии книжной сети “Моя книга” Познер провел в городе две встречи со своими читателями и пресс-конференцию с саратовскими журналистами, после которой ответил на вопросы нашего информагентства и “КП в Саратове”.

На пресс-конференции Владимир Познер, в частности, рассказал.

О творческих планах на 1-ом канале:
- Нет у меня не чемоданное настроение, но чемоданы у меня есть. Я говорил и повторяю, что если не смогу работать, то я уеду — уеду домой. Это не ультиматум. Просто я чувствую себя дома наибольшим образом во Франции и у меня там есть квартира. И если я не смогу работать в России, я уеду. Понимаю, что я нигде не смогу работать так, как я работал в России. Во-первых, у меня возраст не тот, а, во-вторых, во Франции я совсем не тот человек, которым являюсь в России. В большей степени в Америке — там меня больше знают, но все равно. Понимаю, что меня уже не никто не пустит к экрану, поэтому может быть буду писать. Во всяком случае это будет другое. Пока у меня нет в этом необходимости. Пока, несмотря на непростые отношения и времена, мне удается делать то, что я хочу.

Об общественном телевидении:
- 22 марта в Государственной думе были слушания по поводу общественного телевидения. Концепцию телевидения разрабатывали две группы для президента Медведева. Одна группа при министре связи, другая при совете президента РФ по гражданскому обществу и правам человека. Я работал во второй. К 1 марта обе группы должны были положить на стол свои подробные соображения о том, каким должно быть общественное телевидение в России, и проект Указа. Медведев прочитал все и попросил, чтобы мы еще месяц поработали. Тем временем, проснувшись, Дума поняла: “А! Общественное телевидение?! Это интересно!”. И после этого устроила слушания. Я могу сказать вам абсолютно откровенно: такой концентрации дебилов на квадратный метр я никогда не видел. Было много выступлений и главное, что в них было, помимо отсутствия ума, это непонимание, что есть общественное телевидение. Когда пришла моя очередь выступить, то я сказал — зачем люди выступают, если они вообще не знают предмет. Ну, неужеле трудно зайти на Google и посмотреть про общественное телевидение. Я выразил удовольствие, что не дума будет решать этот вопрос.
Мое выступление не понравилось. А вот будет ли общественное телевидение в России — это вопрос.
Конечно такое телевидение предполагает совсем иную политику. Оно не зависит от власти и не зависит от рекламы. Это принципиально другое телевидение. Оно существует в 49 странах мира и в Европе есть только 2 страны, где его нет. Есть такой славный тандем – Россия и Беларусь. У меня скепсис по поводу того, что может сушествовать маленький островок с одной политикой в обширном море другой политики.

О цензуре на телевидение:
- Давайте поговорим о терминологии. Из вас здесь сидящих мало кто работал в советское время, когда любая статья проходила цензуру. Сидел цензор со своими красным и синим карандашами, он что-то вычеркивал. И без этого материал не мог выйти. Теперь нет такого, нет цензуры, но есть другое — самоцензура. Когда человек говорит: “а может не надо, зачем это мне?”. Нюх у него есть, он чувствует настроения. Он рискует, но риска сегодня гораздо меньше. Ну, в крайнем случае выгонят. Но все-таки цензура в другом виде есть — в виде телефонных звонков, в виде указаний. Генеральных директоров телеканалов — первого, второго, НТВ призывали и призывают (сейчас меньше) в Кремль и разговаривали — некто Громов, некто Сурков. И там говорилось, что можно, а что нет.
Так что есть несколько людей, которых я не могу пригласить к себе в передачу. Я не работаю на первом канале, но он покупает у меня передачи. А если покупает, то не кота же в мешке. Я должен сказать — у меня будет такая-то или такой-то и конечно Константин Львович может сказать: я не хочу. Причины могут быть разные. Может быть, что не очень интересно, а может и другое. Понятно — это политические причины. У меня прямой эфир и я до сих пор не могу пригласить никого пока из так называемой несистемной оппозиции – это человек 7. Поэтому цензура есть, но она иная. Что касается самоцензуры, то человек бережет, простите, свою задницу, чтобы по ней не врезали. Я это прекрасно понимаю.

Об изменениях в российской политике:
- Я не готов сказать, что изменения происходят очень быстро. Я вот что сказал бы. Вот эти митинги, демонстрации, то, что люди выходят на улицу – давайте скажем, кто выходит. Выходят люди с образованием, они довольно хорошо зарабатывают, им во сновном до 35-ти лет и они мобильно двигаются вверх. А что же они выходят — им же живется хорошо? А дело в том, что когда человек начинает жить как человек, когда он может выпрямиться и не думать каждую минуту, где взять хлеб, он может посмотреть вокруг и сказать: а вот это мне не нравится. И у него возникает ощущение: это же моя страна, почему происходит так, я не хочу этого! И все это происходит под лозунгом — за честные выборы. В этом и проявляются изменения.
Ведь в России никогда не было среднего класса и он сейчас начинает возникать. А люди не понимают, что средний класс это не деньги, а нечто другое. Это другое отношение людей к собственной стране, другие требования.
А кто голосовал за Путина? Это тоже известно. Это люди, которым больше 55-ти, со школьным или неполным образованием – редко с высшим, живущие в малых городах и селах, зарабатывающие мало, и это женщины. Оказалось, что Владимир Владимирович Путин смог показать себя как такого мачо. Он много сделал для этого — вспомните все фотографии. И известно, что для женщин, больше чем для мужчин, сама власть является своего рода афродизиаком. И я говорю это без тени улыбки. Ясно, что тех, кто старше 55-ти становится меньше. Кроме того, люди стали больше зарабатывать — это видно и это очевидно. Поэтому спрашивают: а что будет через 6 лет? Это – вопрос. А что Путин? Он что не отдает себе отчета? Он ведь очень не глупый человек, он патриот, он хочет, чтобы его страна была сильной, уважаемой. Но главное, он хочет, чтобы она его помнила. Он хочет попасть в историю. Именно попасть, а не вляпаться. И он хочет, чтобы в учебниках истории было написано о нем.
И именно поэтому страна тоже меняется. А вот как она будет меняться? Потому что есть противодействие, есть другие силы, экономические, прежде всего. И они думают иначе чем Путин.

О тенденциях и путях изменения политической системы (нужен ли обязательно какой-то мировой кризис?):
- Мировой экономический кризис — он же мировой. Он не применителен только к России. И все страны должны предпринимать шаги, чтобы с ним справиться. Но вопрос не в этом, а в том, что нужно делать и как нужно делать, чтобы Россия менялась в сторону демократии, иной политики и экономики. При этом государство должно уйти из бизнеса, а также убрать так называемую вертикаль власти. Вертикаль власти приводит к определенному параличу. Если вы говорите — можно ли это сделать без революции, то я скажу: да, можно. Вопрос не в революции. Люди митингуют не из-за кармана, а революции происходит из-за того, что людям, простите, жрать нечего.

О причинах “прощания с иллюзиями” и разочарования в советской системе:
- Есть такой анекдот. Человек приходит в поликлинику и говорит, что ему нужен врач “ухо глаз”. Ему говорят, что такого врача нет. Он настаивает. Тогда его спрашивают: а для чего вам нужен такой врач? А он поясняет: потому что я слышу одно, а вижу иное. Это один из лучших советских анекдотов. Я выступал на Америку и объяснял, почему за этой системой при всех трудностях — будущее. Меня в этом убеждал мой отец. Я был сторонником этой системы, хотя приехал из Америки и видел ту экономическую систему, которая конечно же не справедлива. И Черчиль был прав, когда говорил, что демократия вобщем-то плохая штука, если не считать того, что было до нее. Я постепенно видел, что все это вранье — и что человек на самом деле беззащитен. И что никто не забыт — это тоже вранье: забыты почти все. Были совершенно страшные репрессии — миллионы людей казнены. Я пытался от этого внутренне отбиваться, пытался оправдать какие-то вещи. Но наверное самый первый и сильный удар, который дал трещину в моей душе, это когда в августе 68-го года мы ввели войска в Прагу. Это длинная история и моя книжка именно об этом. Прочитайте, может быть вам будет интересно.

О реформировании армии и наращивании военного потенциала в России:
- Когда министр финансов Кудрин ушел в отставку, то одной из причин стало его несогласие с бюджетом, в т.ч. с военным. Те гиганские деньги, которые выделяются — они неоправданы. Их можно было бы потратить с большим умом и пользой для страны. Конечно Россия должна иметь современную и мобильную армию. У российских границ, но не на западных, как некоторые думают, а на восточных есть проблемы. И эта проблема — Китай, который с внимание смотрит на сибирские просторы. Там практически нет никого, но есть много полезных ископаемых. На мой взгляд есть опасность. Надо иметь защиту, но желание сравниться с американцами — в нем я не вижу никакого смысла. Я не очень разбираюсь, потому что не экономист. Но я никак не могу вытащить на программу министра обороны, чтобы поговорить на эту тему. Он пока не запрещен, но не могу. Есть министры, которые не приходят ни под каким видом. Туда же входит и министр внутренних дел.

О журналистах и профессионализме:
- Журналистика не только профессия, но и образ жизни. В 18 лет человек не понимает, куда он идет и что он делает. Чаще всего, потому что считает, что там есть гламур, деньги, известность. Потом выясняется, что это вообще не его дело. А так как журналистика очень конкурентная штука, то там нужно быть первым либо никаким. Учиться журналистике можно, но на наших журфаках обучают всему тому, чему, например, на филфаке, в языковых вузах преподают лучше.
У нас не учат тому, что у журналиста есть долг. Не перед хозяином, не перед государством, не перед начальником, а перед аудиторией. И другого долга у него нет. И этот долг заключается в том, чтобы, наступив на свои политические и прочие симпатии, антипатии и пристрастия, информировать эту аудиторию, как можно объективнее. Понимая, что ты не робот и конечно же субъективен, но стараясь максимально широко и объективно показывать кто и что делает, думает. Этому не учат.

Владмир Познер ответил также на вопросы “СарБК” и “КП в Саратове”:

Владимир Владимирович, прошу прощение за определенный плагиат, но хотелось бы сразу задать вопрос по Прусту?
- Да, пожалуйста.

Каково ваше состояние духа сейчас?
- Сочетание подъема и тревоги

Что вы больше всего ненавидите?
- Предательство и трусость

Какой недостаток легче всего прощаете?
- Лень

Главная черта Вашего характера?
- Я думаю, терпение

И последнее: оказавшись перед Богом, что Вы ему скажите?
- Как тебе не стыдно!

В последней передаче “Познер” вы общались с проитереем Дмитрием Смирновым. Внимательно смотрел и слушал. Реакция неоднозначная. Впечатление, что между вами была некая дуэль. Я не прав? У Вас самого какое впечатление от этого общения? Например, Владимир Соловьев очень резок был в высказываниях в Ваш адрес.
- Меня очень сильно не любит Володя Соловьев. У нас эти чувства взаимны. Поэтому никогда ничего хорошего он обо мне не напишет и не скажет. А я о нем вообще ничего не напишу. Теперь насчет дуэли. Да, в определенной степени мое отношение к Русской православной церкви известно, помимо того, что я атеист. Я очень критически отношусь к церкви вообще и к РПЦ в особенности. Поэтому конечно же подтекст нашей беседы был очень напряженным. Проитерей – человек опытный, очень не глупый. У меня было ощущение такого боксерского поединка, где он ушел в глухую защиту и очень грамотно защищался, но время от времени из-за этой защиты наносил такие точечные удары. И в конце очень остроумно сказал — была домашняя очевидно заготовка, но хорошая( на вопрос: “Когда вы увидите Бога, о чем вы его спросите?” Смирнов ответил: “Я спрошу, как там наш Владимир Владимирович Познер поживает” – ред.).

Выступление Pussy Riot это что было на Ваш взгляд — форма протеста, попытка выделиться или банальное хулиганство, и какого наказания эти девушки достойны? Проитерей Смирнов, например, считает, что только тюрьма может остановить таких людей?
- Конечно же это не уважение к людям, которые ходят в храм. Там не место для этого. Я никак их не поддерживаю. Но, я считаю, что самым правильным наказанием было бы поднять юбку и всыпать по заднице. Потому что это мальчишеский, не взрослый поступок. На мой взгляд, ничего уголовного в этом нет. Абсолютное безобразие, что их держат в тюрьме и что может идти речь о годах заключения. Это абсолютно ни в какие ворота не лезет.

Вы как-то сказали, что принятие Русью православья стало величайшей трагедией — я не ошибаюсь, цитируя Вас? Если не православие, то какая форма верования должна была быть?
- В те времена выбор был довольно ограниченным — либо католицизм, либо Византия с православием. Почему трагедия? Я исхожу из положения тех стран, которые выбрали православие и католицизм. Если посмотреть на их развитие, то есть между ними большая разница. Имею ввиду качество жизни, уровень демократии, свободы, благосостояния нации. В итоге, на первом месте будут те, кто принял протестантизм эпохи реформаторства, затем католицизм и потом православие. Но я так говорил не для того, чтобы кого-то обидеть. Я так вижу.

Как изменились Ваши взгляды после того, как была издана ваша книга “Прощание с иллюзиями” на английском? Были ли все-таки какие-то иллюзии, с которыми пришлось последние 21 год прощаться?
- Я пишу об этом в книге. Конечно же изменилось отношение и к Америке. Но иллюзии связаны, прежде всего, с мировозренческими вещами.

Вы неоднократно говорили, что у Вас нет своей страны, родины и Вам хорошо там, где находитесь? Где Вам сейчас хорошо?
- Когда я езжу, мне хорошо везде, как человеку, который путешествует и смотрит. А когда речь идет о пребывании, то существуют три страны — США, Франция и Россия. Есть масса стран, в которых я пребывать не могу. Они не мои и чужие мне. Если выбирать из этих трех стран, то, наверное, более всего я себя чувствую дома — во Франции. И это ощущение не имеет отношение к политике. Это имеет отношение к очень большому количеству мелких вещей. Франция на первом месте наряду с городом — Нью Йорком. Конечно же я не чувствую себя дома — в России, я понимаю, что чужой, несмотря на то, что очень многие ко мне хорошо относятся. Когда я приехал, я ужасно хотел быть русским, я страшно хотел быть одним “из” и язык учил со страшной силой. Но потом понял, что внутренне нет — то или иное действо не вызывает той реакции, которое вызывает в русской душе.

А как Вы себя идентифицируете?
- Дворняжкой

А если серьезно — я о национальности?
- И я о национальности. Я вообще не понимаю, что такое национальность. Я скажу, как физиолог и биолог, что если взять кровь у людей разной национальности, то мы не сможем определить принадлежность, нет никакой между ними разницы. Значит что же? Наверное, это язык. И в какой-то степени то, как на тебя действует народная музыка. Так вот, если говорить кем я себя чувствую в этом смысле, то чувствую себя франко-американцем. Но разные женщины говорили мне, что я ночью говорю на разных языках. Поэтому говорю, что я никогда бы не смог быть разведчиком (смеется). Я думаю на том языке, на котром говорю в данный момент.

Вы когда-нибудь приглашали на свою программу Медведева и Путина?
- Медведева нет, потому что президенты неохотно выступают в студиях. А Путина приглашал, когда он уже был премьер-министром. Я говорил с его помощником Песковым, пытался убедить его в том, что было бы полезно, если бы он пришел. Потому что одно дело эти прямые линии с некоторыми заготовленными вопросами, а другое дело интервью, где будут задаваться прямые вопросы. Ведь он прекрасно отвечает, у него прекрасная память. Я убедил Пескова и он сказал мне: “вы же знаете, что Владимир Владимирович может легко рассердиться, если ему не понравится вопрос”. Я говорю: да, я знаю и видел это. А он: “значит Вы будете на этом играть”. Говорю: конечно же буду — это моя работа. Он позвонил примерно через пару недель и сказал — нет. Никогда — спросил я? Просто нет — ответил Песков.

А Вы догадываетесь, почему – нет?
- Я думаю. Что он как прагматик, взвесил плюсы и минусы и для чего мне это надо. Очевидно пришел к выводу, что плюсов меньше, чем минусов.

Кого бы Вы не позвали к себе никогда?
- Из живых?

Да.
- Я не позову Лимонова. Я лично его считаю фашистом. Прошу иметь ввиду, что я не утверждаю, что он фашист. Хотя как журналист я должен был бы его позвать, но я нарушаю профессиональные правила. Это самоцензура. Но не потому что я боюсь, а потому что я не хочу. Я не прав, но пусть будет так…

А Прохорову, который был у вас несколько раз, получается Вы симпатизируете?
- Нет — не получается. В первый раз он был как очень богатый человек — олигарх. Во второй раз, когда возглавил партию — много было шума. И в третий раз, когда он выдвинулся в президенты. Это вообще не из-за симпатии.

А кому-то Вы симпатизируете?
- Конечно, только я об этом не говорю. Но у меня две провальные были программы и именно потому, что я люблю этих людей и не мог задавать те вопросы, которые должен был задавать. Это были неудачные программы. Одна была со Жванецким, а другая с Ургантом.

Вы вели различные передачи. “Познер” на Ваш взгляд наиболее удачная?
- Не знаю. Вот эти фильмы, которые я снимал (“Одноэтажная Америка” и “Тур де Франс” – ред.), они были очень удачными. Но они имели начало и конец. А есть проекты, в которых не предполагалось Х-серий. Потом была самая удачная программа – “Времена”, но до того времени, когда появился Путин. Как только стали выстраивать эту вертикаль и возникли некторые ограничения, я не мог ее делать дальше так, как хотел. Я ее закрыл. Мне кажется “Познер” – удачная программа. Она не в полной мере такая, как я хотел бы, но она завоевала авторитет.

Т.е она не исчерпала себя?
- Нет. Вообще интервью — это королева профессии. Всегда есть люди. Но это трудно. Может быть захватывающим, а может быть скучным.

О чем должен молчать журналист?
- Он не должен молчать о той информации, которая важна для тех людей, для которых он работает. Но, когда мои коллеги по американскому телевидению решили 11 сентября 2001 года не показывать, как люди выбрасываются люди из окон, я с ними абсолютно солидарен. Это информация, но не та, т. е. она на самом деле ничего не дает, а это просто игра на совсем других вещах. Журналист должен придерживаться нккоторых внутренних правил. Я процитирую слова члена верховного суда США в 20-е года Оливер Уэнделл Холмс: “Человек не имеет право кричать пожар в битком набитом кинотеатре, только потому что он хочет кричать пожар. Это конечно ограничение свободы слова, но называется это ответственностью”.

У вас тройное гражданство – Вы голосовали в России, а в Америке и во Франции?
- Голосовал во всех странах. Могу сказать за кого голосовал в Америке и во Франции, потому что там никто не знает этого и мое мнение не повлияет на других. В Америке — за Обаму и в этот раз буду голосовать за него. Республиканцев вообще на дух не принимаю. И скорее всего буду голосовать не за Саркози.

А почему тогда Линкольн, если республиканцев не принимаете?
- Так, тогда были другие республиканцы. Линкольн это вообще мой любимый президент. Он основатель этой партии. Но создал он одно, а выросло совсем другое. Сегодня это партия наиболее консервативных и богатых людей. За это невозможно голосовать. К счастью у них нет по настоящему сильного кандидата.

Могли бы дать сравиительную характеристику их и наших выборов особенно в свете рассуждения о честности выборов?
- Честные выборы заканчиваются у урн и начинаются в другом месте. Если не регистрируются партии, кто-то не может принять участие в выборах, нет равного доступа к телевизионным программам, не все принимают участие в дебатах — это не честные выборы. Они легитимные. Путина конечно же поддерживает большинство, несомненно. И в этом смысле это легитимно, но не честно. Что касается Франции, то там люди, идущие на выборы, имеют до секунды одинаковое время на телевидении и выступают они в одно время. Нет там таких партий, которые не регистрируют. В Америке все-таки не демократические выборы — они двухступенчатые. Я голосую за выборщиков, которые выбирают президента. А почему так, а потому что люди, создававшие Америку, не до конца верили народу и считали, что народ ошибется, а более политически грамотные выборщики сделают правильный выбор. Когда избирался первый раз Буш-младший и бывший вице-президент США, то победил второй по количеству голосов, но сумели так повернуть, что победил Буш. Это были не честные выборы и даже не легитимные. У нас конечно менее выстроенная демократически система, чем в Европе.

Источник

_{»crosslinked«}

Комментирование закрыто.