Владимир Познер: «На меня бесполезно оказывать давление!»

Телеведущий и телеакадемик Владимир Познер не нуждается в особом представлении. Его невозмутимость и политкорректность в ответах на самые острые вопросы не только не снижает накала беседы, а наоборот, придает ей особый шарм…

Владимир Владимирович, Вы недавно вернулись из ФРГ. Я знаю, что Вы несколько лет жили в ГДР, а сейчас в Берлине живет ваша дочь Екатерина. Что вас связывает с Германией?

Вы уже сами ответили на этот вопрос и все перечислили. Я действительно жил в Германии с 1949 по 1952 год, это правда. Те годы были очень тяжелыми для меня, потому что я – военный ребенок, помнил оккупацию Парижа и видел некоторые документальные ленты, связанные с Нюрнбергским процессом и с концлагерями, поэтому я ненавидел Германию и немцев и менее всего на свете хотел быть именно в Германии. Я вспоминаю те годы как безрадостные и тяжелые для меня. По этой причине я очень мало ездил в Германию, можно сказать, вообще не бывал там. Мы уехали в 1952 году, и долгое время я больше не был. в Германии. Но так сложились обстоятельства, что моя дочь вышла замуж за немца и уже 17 лет живет в Германии, и, более того, является гражданкой ФРГ, так что, как говорят: «Если вы хотите рассмешить Бога, – расскажите ему о своих планах!»

Ваша мама – Жеральдин Лютен – по национальности француженка. Французский язык, если я не ошибаюсь, был вашим первым родным языком. Повлияли ли французский язык и культура на вашу дальнейшую жизнь?

Вы знаете, этот вопрос, как говорится, предполагает бесконечный ответ. Как вам ответить? Я родился во Франции у французской матери, воспитывался во французской культуре. Это на меня повлияло и, в значительной степени, сформировало.

Вы живете в России более 50-ти лет, но, как это ни странно, вас до сих пор считают «чужим среди своих». Как вы думаете, почему так происходит?

Я думаю, что это происходит потому, что я сам подчеркиваю, что не родился в России и это – не моя Родина. Возможно, моя манера поведения как-то отличается от того, к чему привыкли. Кроме того, те люди, которые почему-то меня не воспринимают, мои, так скажем, оппоненты, когда им нечего возразить на то, что я говорю, заявляют: «Ну да, он – американец или – не наш»! Это – одна из вероятных причин. И я не скрываю того факта, что Россия – не мой дом. Я уезжал из нее на семь лет – работал в Америке. И в тот момент, когда у меня здесь не будет работы или я сочту, что больше не хочу работать, я, скорей всего, снова уеду.

В 1985 году состоялся первый советско-американский телемост, после которого вы стали мегапопулярным тележурналистом. Кому принадлежит идея этого грандиозного телепроекта?

Вообще эта идея принадлежит уже умершему человеку – Иосифу Гольдину. Это он придумал вести общение с помощью телевизионного экрана. Он полагал, что если бы во всех крупных городах мира стояли большие телевизионные экраны и люди могли смотреть друг на друга и общаться, то опасность войны и прочего непонимания была бы гораздо меньше.

Почему со временем эта форма общения утратила былую популярность, и от нее, как я понимаю, пришлось отказаться?

Никто от этого не отказался, но, как часто бывает, хорошую идею превратили в ерунду. Телемост имеет смысл только в том случае, когда на самом деле нет иных способов общения. Нет абсолютно никакого смысла, чтобы встречаться в эфире и говорить о погоде. Весь смысл заключался в том, что мы делали это тогда, когда Америка и Советский Союз были на грани войны, и не существовало никаких обменов – ни культурных, ни образовательных, ни спортивных, ни научных – никаких! И в этом случае нам казалось необходимым, чтобы люди общались, причем простые, обыкновенные, а не какие-нибудь политические деятели. И это сработало. Потом начались телемосты с Болгарией, с Кубой – абсолютно бессмысленные, и люди просто перестали это смотреть. А сегодня нам было бы очень полезно иметь телемосты с Украиной, с Грузией, со странами Балтии, но телемост должен иметь две опоры, чтобы обе стороны этого хотели. К сожалению, на сегодня это невозможно, а вообще этот жанр не умер и существует, но его довольно сложно претворить в жизнь.

С 1991 по 1997 год Вы жили и работали в Америке. Чем был вызван Ваш отъезд? Какие телепрограммы Вы делали для американской аудитории?

Я ушел с Гостелерадио, так как у меня были резкие расхождения с его председателем господином Кравченко. Я подал заявление об уходе и кое-что делал на московском телевидении, но совсем мало. Это был 1991 год. И мне позвонил Фил Донахью (с ним мы делали телемосты), он ничего не знал о том, что я ушел с телевидения, и предложил мне вести совместную программу на американском телевидении. Я согласился – и в сентябре 1991 года уехал. Мы с Донахью вели программу, которая так и называлась «Познер и Донахью». Это были, в основном, политические передачи, мы приглашали в студию различных политических деятелей и их «допрашивали». Наша программа выходила на телевизионном канале CNBC.

После возвращения вы вели несколько радио- и телепрограмм, но одной из самых главных стала программа «Времена», которая выходила в эфир почти восемь лет (с ноября 2000 года по июнь 2008 года). Программа перестала выходить в эфир по вашей инициативе, по причине угасания вашего интереса к ней. Но не было ли это «игрой на опережение», чтобы программу не закрыло руководство 1-го канала?

Я очень хорошо это понимаю, и, к сожалению, наши российские мозги работают в таком направлении: «Ты сказал, что сам так решил? Да ладно, рассказывай! Наверняка на тебя оказали давление или что-то в этом роде»! Ну, что я могу на это ответить? Если вам хочется придумать свою историю, придумайте ее! Вообще, на меня оказывать давление – бессмысленное дело. Тогда я просто хлопну дверью и уйду. Мне на самом деле хотелось делать другую программу. Я устал от «Времен». Так складывалось, что мы почти всегда приглашали самых известных политических деятелей. Волей-неволей у нас появлялись одни и те же лица. А я хотел бы вести программу, где можно более прицельно интервьюировать, так как я больше всего люблю интервью. Еще в июне я договорился с Константином Эрнстом, что мы провожаем передачу «Времена» на «заслуженный отдых», а с октября я начинаю новую программу.

Во время известных событий на Кавказе, Вы участвовали в программе «Особое мнение». Я видел эту передачу и хорошо запомнил, как вы, отвечая на острый вопрос ведущего Сергея Бунтмана, сказали, что «вам не комфортно живется в современной России». Вы осознанно не ушли от ответа или в тот момент просто не могли ответить по-другому?

Я обычно думаю, перед тем как говорю, поэтому ничего неосознанного в моем ответе не было. Он спросил меня – и я ответил то, что я думаю по этому поводу. Да, не комфортно!

Российские СМИ обвиняли западных коллег в необъективности в освещении недавнего кавказского конфликта. Однако Россия сама была нелогична в этом вопросе: сначала было объявлено, что никаких российских войск на территории Грузии нет, а через несколько дней сообщалось об их выводе с грузинской территории…

Я хочу сказать, что в самом начале кавказского конфликта западные СМИ вели себя безобразно и «пели», как будто у них один дирижер. США, Франция, Великобритания, Германия, Италия, Испания. И меня это совершенно поразило! Свобода СМИ – вещь относительная, но на Западе она посвободнее. А здесь о том, что Саакашвили первым начал конфликт, никто не сказал! Как будто российские войска вдруг ни с того – ни с сего вторглись в Грузию. А потом всякие деятели типа президента Буша говорили: «Это неважно, кто первым начал. Важно то, что Россия отреагировала чересчур резко». В этом вопросе и российские СМИ, «мягко говоря», были необъективны, безусловно! Но мы привыкли к тому, что западные СМИ хоть как-то, но более объективны! В данном случае они оказались мене объективными, чем российские, это правда!

Есть мнение, что в России нет свободы слова. Насколько трудно российским журналистам работать в современных условиях и говорить правду?

Я не знаю, кому принадлежит данное мнение. Я живу в этой стране и могу сказать, что есть масса оппозиционных печатных СМИ. Например, журнал «New times» или «Новая газета». Вы можете также найти и профашистские или коммунистические издания. Как раз печать в России более-менее свободна.

А телевидение?

Местные телеканалы могут испытывать давление со стороны губернатора или мэра, радио тоже. Самое сложно, это работа на федеральных каналах, которые покрывают всю страну: 1, 2 и 4. Здесь, несомненно, существует контроль со стороны кремлевской администрации и журналистам, желающим высказывать собственное мнение, работать непросто. Они тут, скорее всего, выступают в роли пропагандистов.

Отразится ли на российско-немецком сотрудничестве изменение отношения к России?

Отвечу коротко и ясно – НЕ ОТРАЗИТСЯ!

С 11 февраля по 26 мая 2008 года еженедельно на «Первом канале» выходил цикл передач «Одноэтажная Америка». Расскажите, кому принадлежит идея этого увлекательного телевизионного проекта, как проходили съемки?

Идея принадлежит мне, я мечтал о подобном проекте лет 25. Съемки проходили в США, мы повторили маршрут Ильфа и Петрова и объехали Америку за 60 дней.

Вашим соведущим по «Одноэтажной Америке» был молодой актер и шоумен Иван Ургант. Не было ли у вас проблем «отцов и детей»? Как работалось с Ваней?

Нет, мы с ним работали очень хорошо и даже подружились. Я поначалу сомневался, смогу ли я работать с Иваном, так как он намного моложе меня и – шоумен, а не журналист, но оказалось, что все было великолепно, он – добрый, умный, сердечный, тонкий человек. И с Ургантом было очень приятно работать.

Вы являетесь президентом Академии российского телевидения. Насколько мне известно, эта высокая должность не приносит вам много радости, и вы бы с ее удовольствием кому-нибудь уступили. Почему?

Разумеется! Телеакадемия существует уже 15 лет, и все эти годы я являюсь ее президентом. Но должна быть какая-нибудь сменяемость, поэтому я очень надеюсь, что еще в этом году у нас состоятся внеочередные выборы, и выберут нового президента*.

За последнее десятилетие российское ТВ существенно изменилось, причем, большой «крен» идет в сторону чистого развлечения, а интеллектуальные программы, за редким исключением, имеют низкие рейтинги. Почему так происходит?

Вы знаете, так происходит во всем мире. Самые интеллектуальные программы ставятся поздно вечером, так происходит в США, во Франции и у вас в Германии. Коммерческое телевидение стремится к массовой аудитории, которая предполагает высокий рейтинг и дорогую рекламу. Так происходит везде, в том числе, и в России.

Немногие читатели знают, что у вас есть родной брат Павел, который является вашим компаньоном по ресторанному бизнесу. Ресторан назван в честь вашей мамы «Жеральдин». Что послужило толчком для этой, насколько я понимаю, новой для вас деятельности?

Это не бизнес в прямом значении этого слова. Действительно, наша мама была замечательным кулинаром, и несколько лет назад мы подумали с братом (сперва в шутку), а не открыть ли нам бистро и назвать его в честь нашей мамы? Сначала руки до этого не доходили, но у моего брата появилось свободное время, и он занялся этим всерьез. Я ему помог с получением помещения, а он взял на себя все остальные формальности. Павел – директор этого ресторана уже более 3 лет, мы являемся его совладельцами, но повод для его открытия, скорее всего – эмоциональный, чем рациональный!

Большое спасибо за этот интересный разговор!

Пожалуйста, Евгений!

С Владимиром Познером беседовал Евгений КУДРЯЦ
Журнал «Партнер» № 11, 2008 год, Германия

* – беседа проходила незадолго до выборов нового президента Телеакадемии, которым стал Михаил Ефимович Швыдкой.

_{»crosslinked«}

Комментирование закрыто.