Программа – Познер

Известный тележурналист Владимир Познер, несмотря на свой солидный возраст – 1 апреля этого года ему исполнится 77 лет, – ведет активнейший образ жизни: выходит с авторской программой собственного имени, снимает новые телепроекты, путешествует по миру, два раза в неделю посещает теннисный корт и даже пишет книги. Весной 2008-го на Первом канале показали “Одноэтажную Америку” – цикл фильмов, снятый Владимиром Познером и Иваном Ургантом во время их поездки по США. Прошлой осенью в эфире Первого появился аналогичный проект о Франции – “Тур де Франс”. А недавно издательство АСТ представило книгу под таким же названием, которую тоже можно расценивать как результат этой насыщенной впечатлениями поездки по стране, знаменитой своими винами, сырами, парфюмом, модой и, конечно же, литературой и кинематографом, имеющими немало почитателей по всей России. О том, как происходило “открытие” Франции, а также о себе и нынешнем телевидении автор книги рассказал нашему корреспонденту

- Владимир Владимирович, чем принципиально отличаются друг от друга фильм и книга о путешествии по Франции?
- Дело в том, что фильм представляет собой один способ рассказа, а книга – совсем иной. В фильме нельзя долго размышлять, рассуждать, сравнивать, углубляться в исторические детали, увлекаться подробностями. К тому же это телевизионный проект, а не кино. А телевидение требует определенного темпа. Книга же в гораздо большей степени является не рассказом о путешествии, а моими размышлениями о Франции, стране, в которой я родился, но по которой никогда раньше так обстоятельно не ездил. Да и вообще мы обычно не ездим по своим странам столь подробно и общаемся в основном с людьми своего круга. То есть это происходит горизонтально, а не вертикально. Нам же с Иваном Ургантом представилась возможность объехать почти всю страну, попасть в места, куда я никогда не поехал бы, повстречаться с людьми, с которыми я никогда не встретился бы. Все это открыло для меня Францию с новой стороны, хотя я долго там жил. Так что эта книга больше о том, что нового для себя я нашел во Франции. Ну и попытка влюбить читателя во Францию, которую я считаю самой прекрасной из всех стран мира. Также мне хотелось развеять некоторые предрассудки и расхожие штампы о Франции и французах. У нас считают, что Франция – это вино, мода и все. А оказывается, что это страна, благодаря которой существует кинематограф, которая первой в Европе запустила поезда высокой скорости, страна высоких технологий. Здесь много чего было открыто, и французы этим заслуженно гордятся.
- Как получилось, что именно Иван Ургант сопровождает вас в поездках?
- Это произошло случайно. Когда я задумывал “Одноэтажную Америку”, то хотел, чтобы со мной поехал Леонид Парфенов, – у нас с ним хорошие отношения. Но он не смог, потому что в то время стал главным редактором журнала “Русский Ньюсуик”. После Лени возникло еще несколько кандидатур, но и с ними тоже ничего не получилось. И тогда мне кто-то посоветовал, что вот есть такой Иван Ургант, парень 28 лет. В тот момент я о нем ничего не знал и удивился: “Вы что, смеетесь? Детский сад какой-то, о чем я с ним буду разговаривать?” Но мы все-таки встретились, и Ваня сразу мне понравился: очень открытый, сердечный, добрый, умный, начитанный, интересующийся человек. И мне с ним повезло, потому что мы разные по многим параметрам, и это отличие между нами придает нашему проекту особую драматургию. Мы очень подружились, сначала сделали фильм об Америке, затем о Франции, в этом году поедем в Италию. Мы привыкли друг к другу, у Ивана замечательное чувство юмора, я тоже юмора не лишен, нам вместе хорошо работается.
- Недавно состоялась встреча журналистов Первого канала с председателем правительства Владимиром Путиным. Расскажите, как она проходила.
- Владимир Владимирович имеет свойство опаздывать, обычно он появляется на час позднее назначенного времени, а тут мы его ждали несколько часов и сели с ним разговаривать в начале второго ночи. Он приветствовал нас словами “Доброе утро”. На встрече было порядка двадцати пяти человек, в том числе и руководство канала. За подобными мероприятиями очень интересно наблюдать. Всех собравшихся, как правило, можно разделить на три части. Одни стремятся задать вопрос, чтобы понравиться, – например, как поживает ваш лабрадор Кони. Другие – которые просто молчат, и, наконец, есть третья группа, обычно самая малочисленная, которая задает острые вопросы. Путин был явно уставшим, но отвечал на все вопросы, в том числе и неприятные, спокойно, толково. Я его спросил, считает ли он, что члены правительства, министры должны выходить в эфир, отвечать на вопросы и разъяснять зрителям, что делается в их подразделениях. Он сказал, что считает – да, обязаны. Тогда я попросил, чтобы им это передали, потому что, как я ни старался заполучить в эфир своей программы министров внутренних дел, обороны, сельского хозяйства и так далее, у меня ничего из этого не вышло. Также я спросил, возражает ли он, чтобы в эфире Первого канала выступали не только Зюганов и Жириновский, но и лидеры реальной оппозиции. Он сказал, что не возражает. Эта встреча состоялась совсем недавно, но трудно предположить, что будет дальше. В одно из следующих воскресений я попробую заполучить Немцова, и тогда посмотрим, насколько слова премьера соответствуют реальному положению вещей.
- После вашего обращения к Путину изменилась ли ситуация с программой “Познер”, выстроились ли министры в очередь к вам в эфир?
- Я думаю, они станут в очередь только в том случае, если им прикажут, но сами они, по собственной воле идти ко мне на эфир не хотят. И я понимаю, почему. Я задаю острые вопросы, а им очень часто нечего сказать. Недавно на эфир пришел губернатор Краснодарского края Ткачев, и мне его, честно скажу, было жалко – так плохо он выглядел. Причем неглупый человек, я его давно знаю. И он сам понимал, что опозорился. Мне звонили из Краснодара, говорили, что весь край на ушах стоит.
- Вы родились во Франции, живете в России, кем себя считаете сами?
- Однозначно ответить сложно, потому что во мне намешано много различных кровей. Если бы обо мне говорили как о собаке, то меня можно было бы назвать дворняжкой. Мама француженка, папа еврей, родившийся в Санкт-Петербурге. Я же появился на свет во Франции, а рос в основном в Америке, потом приехал в СССР. Но если говорить о том, где мне лучше всего, где я чувствую себя как дома, – а дом это не политика, не какие-то глобальные явления, а самые разные мелочи, которых мы не замечаем, пока они вокруг нас, – то в этом смысле уютнее всего мне именно во Франции. Причем во всей стране в целом, в отличие, например, от Америки, где я себя чувствую как дома только в Нью-Йорке и больше нигде.
- Был ли в вашей жизни человек, на которого вам хотелось бы быть похожим, которому вы подражали?
- Пожалуй, да, был. В 1955 году мой отец с мамой вновь собрались переехать работать в Германию. За год до этого отец встретился со своим старым другом, Иосифом Давыдовичем Гордоном, которого в 1937-м арестовали как английского шпиона, а после смерти Сталина реабилитировали, и он вернулся в Москву. Жить Гордону было негде, и мой папа предложил ему переехать к нам, заодно и за мной последить. И вот он в каком-то смысле стал мне вторым отцом. Человек, который сыграл огромную роль в моей жизни, очень на меня повлиял. Он звал меня Генрихом, потому что во Франции ему попался учебник русского языка для французов, в котором был такой диалог: “Здравствуйте, как вы поживаете?” -”Благодарю вас, Генрих, я здоров”. И Иосиф Давыдович очень хотел, чтобы нашелся какой-нибудь Генрих, который спросил бы, как он поживает. Но поскольку ни с одним Генрихом встретиться ему не довелось, то таким Генрихом стал я. У него я научился очень многому. Никогда не забуду, как однажды в разговоре о вреде профессиональных компромиссов Иосиф Давыдович мне сказал: “Не дай Бог, чтобы когда-либо утром вы встали и пошли в ванную комнату, и, увидев свое отражение в зеркале, вам захотелось бы плюнуть”… Точнее не скажешь.
- Что вас больше всего радует в жизни?
- Очень люблю ездить по разным странам и считаю, что ничего более интересного не существует. Особенно я люблю Европу. Не так давно вернулся из Иордании. Если разговариваешь с людьми просто так, а не через микрофон и телекамеру, узнаешь много нового. Я получаю удовольствие от общения с друзьями, от книг, хорошей музыки. Я ничего не коллекционирую, но так получилось, что стал собирать кружки с названием мест, где я был. И сейчас у меня триста с лишним таких кружек. Очень люблю теннис, два раза в неделю обязательно хожу на корт. Так что я много от чего получаю удовольствие. Французская часть моей натуры словно говорит мне, что надо взять все хорошее от дня сегодняшнего, а что будет завтра, еще никому не известно. Конечно, надо планировать, вот через две недели я буду там-то и там-то, это все правильно. Но не упускай день сегодняшний, он такой прекрасный! И вот так живет вся Франция. Например, за обедом не только вкусно поесть, но главное – часа два днем посидеть с друзьями, а поработать можно и вечером. Если уж ты здесь, получай удовольствие! Я стремлюсь к этому.
- Обычно спрашивают, как кто-то там пришел к вере, а вы известны своим атеизмом. Как вы к этому пришли?
- Я был крещен моей мамой в католической вере. Я родился вне брака, мои родители в тот момент не были расписаны, но в 1934 году во Франции не крестить ребенка считалось неприличным. У нас дома никогда религия не обсуждалась, моя мама была неверующей, а скорее агностиком, папа был атеистом. В юности эти вопросы меня не волновали, а потом по мере того как рос, я начал интересоваться, несколько раз прочитал Библию, читал Коран.
Я собирался стать ученым, учился на биофаке МГУ, и постепенно у меня возникали сомнения: ну как можно поверить в то, что все-все буквально до молекул создано кем-то? Нет, если кто-то верит, на здоровье. Более того, если кто-то считает, что земля плоская, пожалуйста, я не возражаю, но для себя я решил, что в это поверить я не могу. Меня больше всего смущает запрет на сомнение, ну а церковь – это совсем отдельный разговор, эти господа, которые считают, что они напрямую общаются с Богом и имеют право отпускать грехи, продавать индульгенции, доверия у меня не вызывают. Вспомните, сколько народу было сожжено, повешено, убито во время инквизиции и религиозных войн. Не хочу, чтобы мои слова звучали так, будто я выступаю против церкви и религии, среди читателей наверняка есть верующие, я никого не хочу оскорбить, а только стараюсь ответить на ваш вопрос.
- Вы много лет жили в Америке – чему вас научила эта страна?
- Очень многому. Расскажу вам только одну историю. Когда я там рос, то карманные деньги дети не получали просто так, а их надо было заработать. Можно было что-то делать по дому: накрывать на стол или убирать со стола, выносить мусор и так далее. Все это я делал, получая 50 центов, что было совсем немного. Когда я сказал своему папе, что хочу получать больше, он ответил: “Пожалуйста, найди работу”. За углом нашего дома находился магазинчик, в котором продавались конфеты, игрушки, и в том числе там был стенд с газетами. Я подошел к хозяину и спросил, нет ли у него какой-нибудь для меня работы. Он предложил мне разносить по утрам газеты (тогда их по почте не рассылали). На следующее утро я пришел к нему в пять часов, и Сэм показал мне дома и квартиры своих подписчиков, но сказал, что платить мне не будет. Зато по праздникам я имел право позвонить в любую из этих квартир, чтобы получить чаевые. Я начал работать, и первыми моими чаевыми были 100 долларов. Если пересчитать на сегодняшние деньги, то это примерно тысяча. Представляете, какая огромная сумма для 10-летнего мальчика! Я купил себе велосипед с корзиной и уже развозил газеты вместо того, чтобы таскать их на себе. Все было чудно, но в один прекрасный день я проспал и прибежал позже. Сэма на месте уже не было, я остался ждать его у входа в магазин, и когда он наконец появился – в очках, такой серьезный и важный, я перед ним извинился за опоздание, признался, что проспал, объяснив это тем, что вечером допоздна у нас были гости. Он похлопал меня по плечу и сказал: “Да ты не переживай, все нормально, только в следующий раз, когда проспишь, не приходи – тут есть другой мальчик, который хочет работать”. Он меня не ругал, не стыдил, не читал мораль. Но этот разговор тоже стал мне уроком на всю жизнь. И больше никогда в жизни я не опаздывал.

Оставить комментарий