Владимир Познер: «Жванецкий и Ургант – самые трудные собеседники»

Его искусство вести интервью изучают в институтах. Однако сам Познер родился во Франции, вырос в Штатах и признается, что не считает Россию своей родиной. О путешествиях с Иваном Ургантом Познер написал две книги – «Одноэтажная Америка» и «Тур де Франс». Вторая выходит из печати в издательстве АСТ. «Комсомолка» встретилась с автором, чтобы поговорить о книге, о ТВ и о программе «Познер». А также о том, почему на Западе даже через четверть века после падения железного занавеса все равно недолюбливают русских.


Русские похожи на ирландцев!

- Цитирую вас по Википедии: «…чувствую в России себя чужим…» В чем заключается чувство «чужого»?

- Понятие дома состоит из множества мелочей, это не вопрос политики государства. Это то, как люди общаются, еда, привычки. Это понимание, что ты живешь здесь хорошо, но это не твое. Однако я очень люблю работу, которую делаю здесь. Считаю, что она не бесполезна. Хотя по рождению и по воспитанию я в большей степени француз. Но не «чистой породы». Воспитывался по-французски, вырос в Америке… Французы и русские совершенно не похожи друг на друга.

- Мне кажется, наоборот!

- Для меня русские наиболее похожи на ирландцев. И те и другие подвержены взлетам и падениям настроения, очень заметным. Депрессия сменяется восторгом, и наоборот. Не дураки выпить. Страстей много. Очень талантливые. Вот, скажем, в области литературы. Лучшая английская литература написана ирландцами. Французы совершенно другие. Гораздо более сдержанны. Не подвержены резким колебаниям настроения. Во французах значительно больше логики.

Почему не доверяют русским

- А как же войны за детей? Муж упекает русскую жену в тюрьму, их ребенок в приемной семье – эти истории идут чаще из Франции…

- Не думаю, что несколько примеров дают право на такие обобщения. Не думаю, что французы настроены как-то отрицательно к русским. В западном мире вообще к русским настороженное отношение. Оно имеет глубокие корни.

- Советские?

- Гораздо глубже. Если посмотреть на историю, мы увидим, какие тесные были связи у России с Европой до татарского ига. Русские княжны выходили замуж за королей. Анна Ярославна – жена французского Генриха Первого. Очевидно: она была очень умна, поскольку супруг разрешил ей подписывать королевские указы наравне с собой. Сам он был неграмотный и подписывался крестиком. А она писала: «Anna Reine» – Анна, королева. Три ее сестры вышли замуж за датского, английского и венгерского принцев… А потом – татарское иго и 250 лет полнейшей изоляции. Когда страна вновь открылась, она оказалась совершенно непонятной. Например, непонятен уровень чинопочитания, подозрительное, недоверчивое отношение к Западу. Вспомним немецкую слободу, где иностранцы должны были жить отдельно. Причем их называли «немцами», имея в виду не германцев, а всех, кто не говорит по-русски, – от слова «немой». По сути дела, эта немецкая слобода, как она существовала во времена Ивана Грозного, перешла в советские времена, когда иностранцев не просто с
елили отдельно: их охраняла милиция, чтобы не дай бог. И, конечно, свою роль сыграла Русская православная церковь, которая говорила, что у России особый путь, что русские – народ-богоносец. Так что недоверие к России в Европе – дорога с двусторонним движением. Конечно, годы советской власти усилили недоверие. А что касается отдельных скандалов – ну, они и есть отдельные. А мы еще раздуваем это. Когда узнаем, что иностранцы усыновили нашего ребенка, а потом там с ним что-то случилось, это ужасно. Но это не имеет отношения к тому, как, скажем, американцы относятся к русским. Прежде чем отдавать ребенка, надо бы усыновителей хорошенько проверить. Почему эти люди берут ребенка у нас, а не у себя в стране? Там тоже есть сироты. Но там гораздо тщательнее проверяют.

- Вы назвали свой ресторан «У Жеральдин» в мамину честь.

- Мама была замечательным кулинаром, она научила и меня, и моего брата ценить еду и вино. И мы оба решили: ей было бы приятно, что в России есть ресторан ее имени. Французы как родители в проявлениях любви значительно более сдержанны, чем русские. Они не обнимают постоянно, не тискают и прочее. Они более строги. Моя мама перед сном подставляла щеку, но сама не целовала. Это, так сказать, принято. Но от этого любви никак не меньше.

Пугачева не пришла

- Кто для вас был самым трудным собеседником?

- Жванецкий. Я его просто очень люблю и высоко ценю. И поэтому мне трудно было задавать ему трудные вопросы. Лучше, когда человек, у которого вы берете интервью, – это тот, с кем вы вообще не общаетесь: не обедаете, не ходите в баню, не играете в теннис, не дружите. Потому что «вытаскивать» что-то, когда вы дружите, тяжело. У меня два таких случая было. Один – со Жванецким, второй – с Ваней Ургантом. Мы очень близки, и иногда язык не поворачивается какие-то вещи спросить, хотя есть что спрашивать.

- Не так давно вы беседовали со Стингом. Как он вам?

- Искренний, открытый, совестливый, умный.

- Его расположило к вам то, что вы хорошо говорите по-английски.

- Не думаю, он говорит как англичанин, а я – как американец. Англичане всегда морщатся. А Стинг – приятный человек.

- Почему на передачу не идут женщины?

- Были женщины, но, вы правы, немного, три или четыре. Главным образом из-за крупного плана. Я звонил Пугачевой, когда ей 60 лет исполнялось. Сказал: «Я очень хотел бы вас пригласить». Она ответила: «Владимир Владимирович, я не приду». – «Почему?» – «К вам это не имеет отношения, но крупный план я в своем возрасте не могу позволить». Я говорю: «Давайте устроим так, что вас крупно не будут показывать». Она говорит: «Нет, это неправильно, это будет уже не ваша программа». И не пришла. Зато в позапрошлое воскресенье была Ирина Александровна Антонова, директор Пушкинского музея, которой хорошо за 80. Но она другой человек. Она за всю жизнь ни разу даже волосы не покрасила. У нее другой взгляд. До того у меня была Хиллари Клинтон, госсекретарь США, которая выглядела не лучшим образом, но она вообще об этом не думала.

- Американские политики отличаются от русских?

- Отличаются категорически. В США телевидение не контролируется государством. Но это тот инструмент, с помощью которого они могут высказать свои взгляды, сказать населению, чем они занимаются и почему. Поэтому, когда их приглашают, они идут обязательно. А наши не хотят, как правило. Боятся. Потом у них отношение такое: «Я могу обойтись и без телевидения». Поскольку само телевидение в нашей стране контролируется властью. Чего им идти, когда оно и так лояльно?

- Вас поразил когда-нибудь чей-нибудь ответ?

- Когда у меня был Чубайс, в какой-то момент я спросил: «Как вам живется с осознанием, что вас ненавидит большинство людей?» Я никогда не забуду: он задумался на минуту, а потом посмотрел мне в глаза и сказал: «Владимир Владимирович, пожалуйста…» Это было сказано так, что прямо мороз по коже. Было понятно, что ему живется очень непросто с этим. Другой случай. У меня был американский посол Джон Байерли, который прекрасно говорит по-русски. Я его спросил: «О чем вы больше всего сожалеете?» Я увидел, что у него задрожала нижняя губа и глаза стали влажные. Он сказал: «О том, что мои родители не увидели, кем я стал». Это было настолько искренне сказано! Я задал вопрос из опросника Пруста, который всегда всем задаю: «Что вы скажете, когда окажетесь перед Богом?» – и опять произошло то же самое. Он сказал: «Я спрошу его, можно мне увидеть родителей?»

- А кто отказывается приходить на передачу?

- Ох. Министр внутренних дел. Мы обращались 155 тысяч раз. Министр обороны. Я не говорю о людях, которые и не должны приходить. Ну, скажем, директор ФСБ – на самом деле непубличная фигура, и я могу его понять. Но это, извините, абсолютно публичные люди! Обещала, но не пришла Матвиенко.

Когда в СССР не было секса

- В советское время вы вели телемосты с Филом Донахью, но работать с иностранцами разрешалось людям, утвержденным КГБ. Какие у вас были отношения с этим ведомством?

- Я приехал в Советский Союз в декабре 1952 года, за два месяца до смерти Сталина. В 1955 году мои родители уехали работать в Германию, а я остался. И в один прекрасный день раздался звонок: «Здравствуйте, меня зовут Николай Антонович, я привез вам посылку от родителей. Я остановился в гостинице «Урал», на Петровке, приходите в такой-то день». Я пришел. Гостиница занюханная, надо сказать, я уже потом сообразил. Постучался, вошел. Человек ко мне пошел навстречу – их было двое, – пожал мне руку, запер дверь и показал ксиву КГБ. Разговор длился почти четыре часа. Меня вербовали. Я отказался. Твердо. Там надо было стучать, по идее. Продолжалось это с перерывами где-то до года 60-го. После чего они отстали, но сказали: «Вы нас попомните». Так я стал совершенно невыездным. Контакты с иностранцами у меня были. Приезжали родственники из Америки, из Франции. Я время от времени встречался с американскими журналистами по-приятельски. В первый раз выехал только в 1977 году. Через 25 лет после приезда в СССР! Меня выпусти
ли в Венгрию, страну народной демократии. Потом – в Финляндию. Я тогда работал в главной редакции радиовещания на Соединенные Штаты и Англию. То есть ни в Венгрии, ни в Финляндии делать мне было нечего, но это был такой способ – выпускать постепенно. А потом разрешили Англию, Канаду. Как раз был 1979 год, когда наши
войска вошли в Афганистан, и я во время одного интервью сказал, что мы об этом будем жалеть. Ну и до прихода Горбачева больше я никуда не ездил. А что касается Фила Донахью – тогда была уже перестройка. Все стало меняться. Многие полагают, будто я обязательно был в органах, но я всегда смеюсь.

Русское чудо

- Мост с Филом Донахью «Женщины говорят с женщинами». Именно там прозвучало: «В СССР секса нет».

- Дело было так. Пожилая жительница Бостона, обращаясь к нашей аудитории, говорит: «Мой внук все время смотрит телевизор, а там насилие, секс, прямо не знаю, что делать, а как у вас?» И тогда наша женщина отвечает: «У нас секса нет». Громовой хохот, и никто не слышит продолжения фразы.

- Сама дама утверждала, что продолжение фразы: «…а есть любовь».

- Это она сказала потом. Имела же в виду она, что секса нет на телевидении.

- Тогда вы отметили какие-то различия между женщинами двух стран?

- Конечно. Американки отличаются от россиянок не просто как женщины, но как люди. Они гораздо более свободны, независимы. Но, на мой взгляд, менее женственные, слишком деловые, активные, что ли. Американские женщины не доверяли ни одному слову, а советские, конечно, боялись, «вдруг не то скажу». Американки ничего не боялись.

- С тех пор женщины изменились?

- Насчет американских не скажу, а с российскими произошла удивительная вещь. За очень короткий период вдруг появилось невероятное количество красавиц. Даже на улицах. На обложках модных журналов – русские модели. Ведь этого не было совершенно! На Западе говорили: русские женщины толстые, некрасивые, плохо одеты. И вдруг все это куда-то делось. Женщины стали за собой ухаживать – как они теперь одеваются, макияж… В советское время это подавлялось.

Об Иване Урганте

- Иван Ургант. Вы дружите, но он же без конца шутит. Он рассказал нам в интервью перед Новым годом, что всегда срубает елку в лесопарке, жена и дети стоят на стреме… В дружбе он такой же?

- И в реальной жизни он очень остроумный человек. Но одно дело – его публичная фигура, когда он понимает, что от него ждут этого, как тут не шутить. И в этом смысле он, можно сказать, загнал себя в угол, потому что все время быть остроумным невозможно. А у нас совсем по-другому, мы же общаемся семьями. Он человек очень умный, тонкий и сердечный. И он совершенно не пытается все время шутить, хотя иногда у него это выскакивает просто потому, что он такой. Мы дважды путешествовали. И никогда не поругались.

- Вани на редкость мало в книге. Только иногда что-нибудь скажет мудрое или о притолоку ударится, как король Карл Восьмой. Он не обиделся, что его мало?

- Он пока книгу не читал, но если бы он обиделся, это было бы настолько не похоже на него, что – нет, я совершенно не жду этого. В «Тур де Франс» его мало. Во-первых, потому что он часто улетал делать программу на ТВ. Во-вторых, он владеет английским и в Америке больше участвовал. А французского он вообще не знал. В-третьих, книжка не о Ване, не обо мне, а о Франции.

- Как-то вы сказали: «Если будут играть Гимн Советского Союза, я не встану». А сейчас встанете?

- Нет. Этот гимн для меня связан именно с Советским Союзом. С теми порядками, противником которых я являюсь до кончиков пальцев. Считаю, что было абсолютно неправильно – восстановить эту музыку. Это не демонстрация, я не буду сидеть, когда все стоят, просто выйду.

ОПРОСНИК ПРУСТА

Ответы Познера на вопросы, которые он задает в интервью

- Что такое счастье для вас?

- Счастье состоит из трех вещей. Из выражения себя через работу. Из детей, близости с ними. И из того человека, с которым ты живешь.

- Любимое слово ваше?

- Наверное, все-таки «да».

- Самое нелюбимое?

- «Никогда».

- Ваше главное достижение?

- Что я никого не предал.

- А ваша главная слабость?

- Мягкость.

- Если бы вы могли встретиться с любым человеком, который жил когда-то до вас?..

- Леонардо да Винчи. Это самый гениальный человек. Я не понимаю, ни кто он такой, ни как он писал картины, ни как придумывал свои механизмы. Внешняя красота, физическая сила и отсутствие жены, детей. Для меня это непонятная фигура. И после него – Шекспир.

- Есть ли кто-нибудь, кем бы вы хотели быть?

- Д’Артаньян.

- Это почему?!

- Да так, очень нравится он мне.

_{»crosslinked«}

Оставить комментарий