Ведущий, на мой взгляд, должен задавать вопросы, которые хотели бы задать зрители, но не могут.

Пятнадцать лет он возглавлял Академию Российского Телевидения, став живым воплощением настоящего телевизионного профессионализма.
-Как вы оцениваете современные отечественные информационно-аналитические программы?
– Вы знаете, есть интересные именно информационно-аналитические программы. Их немного. Потому что, есть итоговые программы, но это не аналитика, это совсем другое. Просто освещаются события недели. Их никто не анализирует. «Времена» – это была аналитическая программа: бралось событие, которое мы считали наиболее важным, и это событие обсуждалось. Таких программ никогда не было много. Даже если взять прекрасную программу Парфенова – «Намедни», это тоже была итоговая программа, а не аналитическая. Анализа никакого не было. Но есть, скажем, в Томске, на «ТВ-2» программа, которую можно назвать информационно-аналитической. И она прекрасная. По-моему, лучшая в стране.
– Но, как вы считаете, должен быть баланс между развлекательной и аналитической составляющими?
– В такой программе? Конечно, нет.

– Вспомним Парфенова, ведь у него развлекательная составляющая доминировала?
– Да, но это была итоговая программа. И в этом, на мой взгляд, ее слабость. Другое дело, что она очень нравилась, потому что люди любят развлечения. Но если вы стремитесь к тому, чтобы люди больше понимали, больше знали, больше думали, то вы должны делать программу интересную, но не развлекательную в прямом смысле этого слова. «Интересное» может включать в себя какие-то моменты смешные, неожиданные, в какой-то степени скандальные, но главная цель – проанализировать то или иное, чтобы зритель понимал, что происходит в стране. А почему-то считается, что программа либо развлекательная, либо скучная. Это странный подход.
– А сам ведущий программы должен только заострять проблему, возбуждая интерес зрителя или должен предлагать какие-то варианты?
– Ведущий, на мой взгляд, должен задавать вопросы. И это те вопросы, которые хотели бы задать зрители, но не могут. То есть, выступать от имени зрителей, а вовсе не предлагать какие-то варианты.
– Как вы считаете, для России еще актуальна возможность создания общественного телевидения?
– Я считаю, что она сверхактуальна. В том смысле, что это – необходимо. Без общественного телевидения зритель не имеет настоящего выбора. Потому что коммерческое телевидение, как ни крути, преследует одну цель – заработать деньги. На то оно и коммерческое, это бизнес. Поэтому коммерческое телевидение является либо нишевым, либо, если это телевидение широкого профиля, оно устремлено на поиск общего знаменателя. Потому что, чем больше зрителей, тем выше рейтинг, тем дороже продается рекламное время. И это естественно, в этом нет ничего ненормального. Общественное телевидение живет по другим законам: оно не нуждается в рекламе, оно не устремлено на рейтинг. Оно, конечно, стремиться иметь широкого зрителя, но по другим причинам. Поэтому качество этого телевидения совершенно другое: оно более сбалансировано, объективно, и оно, так или иначе, поднимает зрителя. Заставляет его думать, сопереживать, сочувствовать… Так что, такое телевидение нужно всюду. В наших условиях, когда все федеральные каналы, так или иначе, контролируются, общественное телевидение тем более нужно. Насколько его появление реально в наших обстоятельствах – это разговор другой.
– Но существует мнение, что если телеканал обеспечивает наибольшее покрытие, он является общественным.
– Это абсолютно не так, это казуистика, поэтому говорить всерьез об этом не стоит. Но если был бы какой-то диспут на эту тему, я был бы рад доказать, что это или заблуждение, или лукавство.
– Сейчас у эфирного телевидения много конкурентов со стороны кабельного, IPTV или мобильного телевидения. Есть ли будущее у эфирного телевидения в этих условиях?
– В свое время, когда появилось телевидение, стали говорить, что нет будущего ни у театра, ни у кино, что телевидение их уничтожит. Оказалось, что это не так. Театр продолжает существовать, причем в полном объеме, кино тоже. Теперь появились электронные аппараты для чтения, куда можно зарядить триста книг и читать. Многие говорят, что это – конец печатной продукции, но думаю, они ошибаются. Я не вижу причин, почему эфирное телевидение должно исчезнуть, оно будет развиваться. Предполагаю, что через какое-то время, в некоторых домах целая стена будет телевизионным экраном. И, как было написано у Бредбери, даже будет возможность войти в этот экран и так далее, это меня не удивит. Но чтобы оно исчезло? Я так не думаю.
– Как вы считаете, доберется ли мировой кризис до России, и как он отразиться на медиа-среде?
– Вы знаете, полагать, что Россия имунна этому кризису – в высшей степени наивно. Россия является частью глобальной экономики и никуда она от этого не уйдет. Разные страны по-разному пройдут через кризис, но пройдут все, в том числе Россия. Думаю, что пик этого кризиса в России еще не достигнут. Кризис, главным образом, скажется как нехватка ликвидности, нехватка денег. А это будет означать массовые увольнения людей определенных профессий. Предположим, я говорю Эрнсту, что хочу сделать программу, такую же, как «Одноэтажная Америка», но только во Франции. Он говорит: «Хорошо». Мы утверждаем бюджет и так далее, а через месяц выясняется, что с деньгами-то туговато, поступлений нет: эти не платят, те не платят. Мне Эрнст говорит: «Владимир Владимирович, программы-то не получиться». А я нанял людей, значит, я их увольняю… Это вполне реально. Было бы даже странно предполагать, что этого не будет. Вопрос только в том, на сколько мощным будет это влияние. Конечно, у России довольно большие золотовалютные запасы, благодаря нефтяному буму, но сейчас эти деньги тратятся со страшной силой, они тают. А потом что? Откуда брать деньги? Поэтому, думаю, что это коснется и средств массовой информации, и бизнеса, и даже рядовых людей, у которых нет никаких акций. Но это их коснется в том смысле, что они могут потерять работу, будут уволены. У нас не будет, как в Америке, где каждый день десять тысяч человек лишаются жилья, надо представить себе, что это такое. Этого не будет только потому, что в России уровень кредитования несоизмеримо мал по сравнению с Америкой. То есть наши банки не окажутся в положения, когда им не возвращают кредиты, и они окажутся без ликвидности. Просто очень мало тех, кто брал кредиты. И в этом смысле, наша отсталость – это плюс. Но, все равно, будут серьезные неприятности. Возможно, что кризис для нас окажется не таким тяжелым. А для Китая он окажется еще менее тяжелым, потому что перед Китаем у Америки невероятный долг.
– А как кризис отразиться на СМИ?
– Будем покупать меньше программ, покупать меньше форматов, если только форматы сильно не подешевеют. Будет меньше новых проектов. Может быть, менее крупные СМИ – в первую очередь, региональные, – просто разорятся. А это плохо. Потому, что многие региональные СМИ – при том, что есть контроль губернаторов и так далее – часто более независимы, чем федеральные. Они могут погибнуть. И когда Гайдар говорит, что кризис вычистит очень многое, он, с одной стороны, прав, нужно вычистить многое. Но вместе с этим погибнут и многие жизнеспособные, интересные СМИ. Кризис есть кризис.
– Собираетесь ли вы в этой сложной ситуации запускать новые проекты?
– Естественно, идет новый проект вместо программы «Времена». И «Времена» бы шли, если бы я не отказался. Но я хочу начать новый проект, как раз во Франции. Посмотрим, как это все будет.

Евгений Лапин

источник: ВечеТвери

_{»crosslinked«}

Оставить комментарий