Владимир Познер: “То, что показывается на экранах телевизоров,должно быть интересно, иначе люди не станут смотреть.”

Пятнадцать лет он возглавлял Академию Российского Телевидения, став живым воплощением настоящего телевизионного профессионализма. Почему он оставил свой президентский пост и о своем отношении к современному российскому телевидению Владимир Познер рассказал журналу «Телецентр»

– Владимир Владимирович, мне немного неудобно начинать с этого вопроса, но почему, после долгих сомнений и колебаний, вы все-таки оставили пост президента ТЭФИ…

– Колебания были относительными. Я давно ставил вопрос о том, не пора ли мне пора… Потому что 15 лет – это много, и вообще, должна быть, на мой взгляд, сменяемость на такой должности. Тем более, должность общественная и никакая не пожизненная. Я несколько раз ставил этот вопрос, но мне говорили: «Нет, не надо!» Последние же полтора года академия находится, я бы сказал, в тупиковой ситуации. То, что из состава учредителей вышли НТВ и ТНТ, а потом холдинг ВГТРК хоть и не вышел, но занял позицию неучастия, это, конечно, нанесло ущерб самой премии ТЭФИ. И как я не пытался договориться с представителями этих каналов, мне это не удавалось. На вчерашнем общем собрании… Перед этим собранием у меня были какие-то надежды, потому что и Добродеев, и другие руководители холдинга сообщили, что они будут. И мне казалось, если мы сможем изложить им соображения правления – людей, возглавляющих гильдии – 8 человек, 8 гильдий, то, может быть, это и будет поводом для каких-то переговоров. Но они не пришли. Что для меня стало окончательным доказательством того, что мне с ними не договориться. Видимо, они не хотят со мной договариваться. В такой ситуации, и я не особенно хочу… Но я хочу, чтобы Академия сохранилась, причем не просто сохранилась, но чтобы она преуспевала. И когда в результате вчерашних выдвижений, самоотводов и так далее, осталось два человека в списке, а именно Дмитрий Ефимович Швыдкой и ваш покорный слуга, я просто решил, что для самой Академии будет лучше, если я возьму самоотвод. Поскольку мне не хотелось ставить людей в положение, когда им надо выбирать. Швыдкой, на мой взгляд, наиболее подходящая, компромиссная фигура, думаю, с ним легче будет договориться. И дай ему Бог, чтобы он этого добился.

– Развивая затронутую вами тему, сейчас ТЭФИ все же эволюционирует или деградирует?

– Я не знаю, насколько подходит слово «деградирует». Факт в том, что с неучастием ряда ведущих каналов, ТЭФИ становится неполноценным. И никуда от этого не денешься. Любой победитель, получив ТЭФИ, говорит он или нет, но думает о том, что выиграл он не в полной борьбе – в отсутствии некоторых конкурентов. И это нехорошо. Если Швыдкому удастся договориться о возвращении каналов, тогда ТЭФИ будет в полном порядке, Академия будет развиваться. Если нет, то я боюсь, что Академия постепенно просто захиреет и все.

– Вы разорвали все отношения с Академией?

– Почему? Я – член Академии…

– В смысле, оказывать активное влияние?..

– А как я могу оказывать? Если у меня будет кто-то спрашивать, я всегда дам совет. Я себя считаю членом Академии, буду работать в Гильдии и так далее. То есть, если кто-нибудь думает, что я хлопнул дверью, обиделся… Это так далеко от моего реального отношения.

– Если вспомнить последнюю церемонию ТЭФИ, то, на мой взгляд, происходит отход от традиции популяризации церемонии. Раньше были и трансляции, и публикации, а сейчас церемония стала закрытой.

– Я хочу объяснить свою позицию. То, что показывается на экранах телевизоров должно быть интересно, иначе люди не станут смотреть. Понятно, да? Телевидение – жанр синтетический, и в процессе его создания принимает участие множество людей, множества разных профессий. И по справедливости лучшие в этих профессиях должны получать ТЭФИ. Все лучшие. Я глубоко убежден, что гример, осветитель, художник и многие, многие другие – это люди, без которых телевидение не делается и лучшие из них должны побеждать так же, как ведущий, сценарист или звукорежиссер. Но нужно отдавать себе отчет, что зрителю многие из этих категорий неинтересны. Просто, ему не интересно знать, кто лучший декоратор. Ссылаюсь на американский опыт, который у многих вызывает кривую рожу, но тем не менее. В их ЭММИ – аналог нашего ТЭФИ – порядка 450 номинаций. Они делятся на пять торжественных церемоний, из которых только две показывают по телевидению, а именно «прайм-тайм» и «дневное телевидение», куда входят ток-шоу, «мыло» и дневные сериалы. Все остальное – новости, спорт, не говоря уже о технических номинациях, вообще не показывают. И никто не обижается, все понимают. У нас же сразу начинает: «Ааа! Вот это – первого сорта, а это – второго». К моему большому сожалению, для многих важным является только, покажут его или нет. Люди не берут во внимание интерес зрителя. Пока добиться понимания в этом вопросе мне не удается. А то, что происходило в этом году – это от беды. Оттого, что ни один канал не смог ничего транслировать, все 50 номинаций свалили в одну кучу, устроили ужин, ну, и произошла раздача слонов. Но, повторюсь, это от беды, это не результат целенаправленного стремления. Когда и если Академия выйдет из сложившейся ситуации, то не только увеличит количество членов Академии, но и увеличит количество номинаций на церемонии ТЭФИ. Но показывать придется лишь те, что интересны телезрителю.

– Оставим в стороне ТЭФИ. Как вы оцениваете современные отечественные информационно-аналитические программы?

– Вы знаете, есть интересные именно информационно-аналитические программы. Их немного. Потому что, есть итоговые программы, но это не аналитика, это совсем другое. Просто освещаются события недели. Их никто не анализирует. «Времена» – это была аналитическая программа: бралось событие, которое мы считали наиболее важным, и это событие обсуждалось. Таких программ никогда не было много. Даже если взять прекрасную программу Парфенова – «Намедни», это тоже была итоговая программа, а не аналитическая. Анализа никакого не было. Но есть, скажем, в Томске, на «ТВ-2» программа, которую можно назвать информационно-аналитической. И она прекрасная. По-моему, лучшая в стране.

– Но, как вы считаете, должен быть баланс между развлекательной и аналитической составляющими?

– В такой программе? Конечно, нет.

– Вспомним Парфенова, ведь у него развлекательная составляющая доминировала?

– Да, но это была итоговая программа. И в этом, на мой взгляд, ее слабость. Другое дело, что она очень нравилась, потому что люди любят развлечения. Но если вы стремитесь к тому, чтобы люди больше понимали, больше знали, больше думали, то вы должны делать программу интересную, но не развлекательную в прямом смысле этого слова. «Интересное» может включать в себя какие-то моменты смешные, неожиданные, в какой-то степени скандальные, но главная цель – проанализировать то или иное, чтобы зритель понимал, что происходит в стране. А почему-то считается, что программа либо развлекательная, либо скучная. Это странный подход.

– А сам ведущий программы должен только заострять проблему, возбуждая интерес зрителя или должен предлагать какие-то варианты?

– Ведущий, на мой взгляд, должен задавать вопросы. И это те вопросы, которые хотели бы задать зрители, но не могут. То есть, выступать от имени зрителей, а вовсе не предлагать какие-то варианты.

– Как вы считаете, для России еще актуальна возможность создания общественного телевидения?

– Я считаю, что она сверхактуальна. В том смысле, что это – необходимо. Без общественного телевидения зритель не имеет настоящего выбора. Потому что коммерческое телевидение, как ни крути, преследует одну цель – заработать деньги. На то оно и коммерческое, это бизнес. Поэтому коммерческое телевидение является либо нишевым, либо, если это телевидение широкого профиля, оно устремлено на поиск общего знаменателя. Потому что, чем больше зрителей, тем выше рейтинг, тем дороже продается рекламное время. И это естественно, в этом нет ничего ненормального. Общественное телевидение живет по другим законам: оно не нуждается в рекламе, оно не устремлено на рейтинг. Оно, конечно, стремиться иметь широкого зрителя, но по другим причинам. Поэтому качество этого телевидения совершенно другое: оно более сбалансировано, объективно, и оно, так или иначе, поднимает зрителя. Заставляет его думать, сопереживать, сочувствовать… Так что, такое телевидение нужно всюду. В наших условиях, когда все федеральные каналы, так или иначе, контролируются, общественное телевидение тем более нужно. Насколько его появление реально в наших обстоятельствах – это разговор другой.

– Но существует мнение, что если телеканал обеспечивает наибольшее покрытие, он является общественным.

– Это абсолютно не так, это казуистика, поэтому говорить всерьез об этом не стоит. Но если был бы какой-то диспут на эту тему, я был бы рад доказать, что это или заблуждение, или лукавство.

– Сейчас у эфирного телевидения много конкурентов со стороны кабельного, IPTV или мобильного телевидения. Есть ли будущее у эфирного телевидения в этих условиях?

– В свое время, когда появилось телевидение, стали говорить, что нет будущего ни у театра, ни у кино, что телевидение их уничтожит. Оказалось, что это не так. Театр продолжает существовать, причем в полном объеме, кино тоже. Теперь появились электронные аппараты для чтения, куда можно зарядить триста книг и читать. Многие говорят, что это – конец печатной продукции, но думаю, они ошибаются. Я не вижу причин, почему эфирное телевидение должно исчезнуть, оно будет развиваться. Предполагаю, что через какое-то время, в некоторых домах целая стена будет телевизионным экраном. И, как было написано у Бредбери, даже будет возможность войти в этот экран и так далее, это меня не удивит. Но чтобы оно исчезло? Я так не думаю.

– Как вы считаете, доберется ли мировой кризис до России, и как он отразиться на медиа-среде?

– Вы знаете, полагать, что Россия имунна этому кризису – в высшей степени наивно. Россия является частью глобальной экономики и никуда она от этого не уйдет. Разные страны по-разному пройдут через кризис, но пройдут все, в том числе Россия. Думаю, что пик этого кризиса в России еще не достигнут. Кризис, главным образом, скажется как нехватка ликвидности, нехватка денег. А это будет означать массовые увольнения людей определенных профессий. Предположим, я говорю Эрнсту, что хочу сделать программу, такую же, как «Одноэтажная Америка», но только во Франции. Он говорит: «Хорошо». Мы утверждаем бюджет и так далее, а через месяц выясняется, что с деньгами-то туговато, поступлений нет: эти не платят, те не платят. Мне Эрнст говорит: «Владимир Владимирович, программы-то не получиться». А я нанял людей, значит, я их увольняю… Это вполне реально. Было бы даже странно предполагать, что этого не будет. Вопрос только в том, на сколько мощным будет это влияние. Конечно, у России довольно большие золотовалютные запасы, благодаря нефтяному буму, но сейчас эти деньги тратятся со страшной силой, они тают. А потом что? Откуда брать деньги? Поэтому, думаю, что это коснется и средств массовой информации, и бизнеса, и даже рядовых людей, у которых нет никаких акций. Но это их коснется в том смысле, что они могут потерять работу, будут уволены. У нас не будет, как в Америке, где каждый день десять тысяч человек лишаются жилья, надо представить себе, что это такое. Этого не будет только потому, что в России уровень кредитования несоизмеримо мал по сравнению с Америкой. То есть наши банки не окажутся в положения, когда им не возвращают кредиты, и они окажутся без ликвидности. Просто очень мало тех, кто брал кредиты. И в этом смысле, наша отсталость – это плюс. Но, все равно, будут серьезные неприятности. Возможно, что кризис для нас окажется не таким тяжелым. А для Китая он окажется еще менее тяжелым, потому что перед Китаем у Америки невероятный долг.

– А как кризис отразится на СМИ?

– Будем покупать меньше программ, покупать меньше форматов, если только форматы сильно не подешевеют. Будет меньше новых проектов. Может быть, менее крупные СМИ – в первую очередь, региональные, – просто разорятся. А это плохо. Потому, что многие региональные СМИ – при том, что есть контроль губернаторов и так далее – часто более независимы, чем федеральные. Они могут погибнуть. И когда Гайдар говорит, что кризис вычистит очень многое, он, с одной стороны, прав, нужно вычистить многое. Но вместе с этим погибнут и многие жизнеспособные, интересные СМИ. Кризис есть кризис.

– Собираетесь ли вы в этой сложной ситуации запускать новые проекты?

– Естественно, идет новый проект вместо программы «Времена». И «Времена» бы шли, если бы я не отказался. Но я хочу начать новый проект, как раз во Франции. Посмотрим, как это все будет.

Беседовал Евгений Лапин

источник: “Останкино”

_{»crosslinked«}

Оставить комментарий