Виталий Василенко

НА СМЕРТЬ АНДРЕЯ ВОЗНЕСЕНСКОГО

* * *
Не то чтобы доверчив,
не то чтобы наивен.
Подобных время лечит,
но я ему противен.
Обходит стороною,
как в жизни – чужака.
Здороваться со мною
не тянется рука.

Стереотипно пишут,
других не издают.
Занять не просто нишу,
хотя бы и свою.
Диктат текущей моды
страшнее КГБ.
И я вконец измотан
в бессмысленной борьбе.

* * *
Стало модным возрождаться:
всё движение в судьбе,-
но не дай нам Бог дождаться
возрожденья КГБ,
возвращенья института
добровольных стукачей
и морзянки перестука
в казематах палачей.

А всего-то нам хотелось
стать свободными людьми,
чтоб Земля для нас вертелась
и без щелканья плетьми.
Но райкомы и горкомы,
спецотделы и ЛИТО
доводили нас до комы:
что не пишешь, все не то.

* * *
« Пиши для народа!» уже не кричат,
а этим призывом давили.
Никита с трибуны орал, осерчав,
что многих ещё не добили:

– Берите билеты в один конец,
любой оплатим маршрут!
Оставьте такими, какие мы есть,
нас, недостойных, тут.
Что за скульптуры, что за стихи?!
Народу вас не понять!
Мы – от кирки, мы – от сохи,
и нечего нам пенять!

Булат, Василий, Эрнст и Андрей,
Роберт, Евгений, Белла
думали, кончен отсчёт их дней,
песенку птичка спела.

Не расстреляли, но отсекли
идущих за ними вслед.
Между народом и нами клин
торчал двадцать восемь лет.

* * *
Уходят шестидесятники,
ушёл Вознесенский Андрей.
Может, придут десятники
на смену сплошных нулей.
И я между ними втиснусь,–
не вредно и помечтать,–
мои фолианты тиснут
и тоже начнут читать.

Андрея хоронят.
Осталось два гения:
Евгений и Белла,
окончен расчёт.
На Стикс и к Харону,
без риска забвения.
Струна его спела
и в сердце не жжёт.

Прощаются почитатели,
шестидесятых читатели.
Чиновники не замечены:
поэт и для них – изгой.
Не видно у гроба нольников,
нет молодых поклонников.
Он с грустью глядит из вечности
в оставленный мир людской.

* * *
У серости повсюду те же свойства.
Во-первых, ненавистно ей геройство,
свой взгляд на вещи, – это во-вторых,
а в третьих и в четвёртых, даже в пятых,
нет серых средь сожжённых и распятых,
и тянет их не в гору, а с горы.

«Кто ясно мыслит, ясно излагает»*.
Тупых судьба копытами лягает,
и мозжечок, покрытый гематомой,
частенько притворяется истомой,
а тот, кто покоряется томленью,
знакомится потом с обычной ленью.

Я эти знанья приобрёл давно,
но окруженье то же всё равно.

* * *
Когда в Кремле клеймили молодых,
и нам досталось в челюсть и под дых,
прилавки завалили сотни книг,
и легион поэтов вмиг возник:
в ЦК создали встречную волну,
накрывшую мгновенно всю страну.
Мы поняли, идущие вослед,
что вот теперь нам точно хода нет.
Один купил билет на Колыму,
двоих – под локотки и в лагеря,
я оказался нужен Самому,-
пошел служить, короче говоря.

Пока мы находились там и там,
дрозды в СП садились по рядам
и пели по трактовке дирижера,
и, даже расколовшись пополам,
поют в СП хоралы по утрам,
пока не мучит совесть и изжога.

Подобных и теперь зовут в СП.
Со мною дружба может им напортить.
Они и комплексируют, как в спорте,
и пишут большей частью о себе.
Я не хотел бы в этом их винить,
но Бог просил так часто не звонить.

* * *
В моде самость и вариации,
своего нутра препарации,
беспардонно, как папарацци, и
лучше те, кто в большой прострации.

Глухари на току. Лови сачком.
И, представьте, никто не выскочка.
На страницах нет современника,
лишь дневник обстоятельств пленника,
вариант городской скульптуры,
натюрморт изнутри с натуры.
* И.В. Сталин
Новизны в этом нет нисколько:
краковяк, фокстрот или полька.
В духе «Дохлой Луны» изыски,
поэтической моды писки.

* * *
Пора начинать крупную форму.
«Время рёв испытать», – как писал Андрей.
На позицию выкатываю платформу
и пусть, кто желает, лупит по ней.

Были фетята, теперь – мандельштамики,
толпы зануд комплексуют под Бродского.
Века серебряного подштанники
с восторгом носят, как моду броскую.

Кто под Маяковского, давно скопытились,
под Есенина духа нет у желающих,
под Пастернака слабо и под пытками,
так пса скулящего не сделать лающим.

Время летит и творится всякое.
Рупором никто быть не хочет в упор.
Места героев забиты сявками,
медузная слизь поглотит и топор

* * *
Испытываю рёв и крепость русской водки,
с рябиною, как Вы, и русским словарём,
и лупит хмель меня в упор, прямой наводкой,
и кажется, Андрей, что мы сидим вдвоём.

Ещё не сорок дней. Простите за фривольность.
Мне муторно без Вас, сдержать не в силах слёз.
Чужие для меня, кому без Вас не больно.
Я сам, Андрей, без Вас, как тачка без колёс.

* * *
Жизнь прожить – не поле одолеть:
посерёдке можно околеть.
Жизнь прожить – не море переплыть:
можно и по Репину «приплыть».
Всюду широта и долгота,
кошка вышла замуж за кота,
кто-то написать сумел «Му-Му»!
Как связать два слова, не пойму!

О себе: родился 10 сентября1943г. в г. Алма-Ате, в семье офицера, в этот день освободили Мариуполь. Образование высшее техническое. К.т.н., доцент, ростовчанин, преподаю в техническом университете. Женат. Трое детей и четверо внуков. Первые пробы пера относятся к 1960г. Опубликовал 6 поэтических сборников. Лауреат областного смотра творческой молодёжи Ростовской обл. в 1968г. и дипломант конкурса молодых поэтов Поволжья в г. Горьком, в 1972г.. Это не помешало за написанную в 69 году «Поэму о безысходности» поместить меня в чёрные списки КГБ, а на атомном полигоне, куда меня направили служить офицером, приставить ко мне стукача. 12 книг были в результате «зарезаны», и только в 95 году удалось в Ростове опубликовать первый сборник «Без оглядки», а затем «Лично вам», «С чистой страницы», «Весы», «Сегодня и вчера», «Твой жребий». В декабре 1997г. был в числе делегатов от Ростовской области на учредительном съезде «Конгресса интеллигенции Российской Федерации», организованном С.Филатовым, Д.С. Лихачёвым, Б.Васильевым и другими выдающимися представителями интеллигенции.
Адрес: 344002, г. Ростов-на-Дону, ул. Социалистическая, д. 49, кв. 10,
Василенко Виталию Ивановичу. Дом. телефон: 8(863)-262 – 45 -11.
E-mail: vittaros @ mail. ru
С искренним уважением, Вит. Василенко
8.07.2010г.