Маразм крепчает. Дура lex

Оговорка Владимира Познера побудила очередную околовластную инициативу — принять закон против Познера. Закон пока только обещают, но он вполне бы укладывался в логику работы путинской администрации последнего года и даже был логичным завершением абсурдного законотворчества.

Владимир Познер. Кадр: 1tv.ru

Новая кремлевская администрация удивительная. В том смысле, что, когда кажется, что удивить никого уже ничем нельзя, происходит что-то новое. Скажем, в Государственной думе обиделись на автора программы на «Первом канале» Владимира Познера за сказанное им в эфире словосочетание «Государственная дура, ой простите, Государственная дума». И теперь предлагают — в законодательном поле — запретить иностранцам работать в СМИ «с госучастием». Ну то есть в таких конторах, что работают в сфере масс-медиа и где имеется доля капитала у государства.

Анонсированный законопроект сами медийщики тут же окрестили «законом Познера», ибо иных понятных адресатов у него явно не было. Кто-то, правда, съязвил, будто на государственном Russia Today имеются иностранцы в числе работников, причем в массовом порядке, но тут имеются нюансы.

9 января сам Владимир Познер в блоге сообщил, что депутаты вроде бы опомнились и разработку закона прекратили, но следом выступил один из инициаторов запрета на иностранцев на ТВ единоросс Михаил Старшинов и поведал, что разработка вполне ведется. Тут можно предложить простенькую интерпретацию: финальная судьба законопроекта неясна (в первую очередь по причине его явной глупости), но от идеи попугать общественность очередной карательной фигней в администрации президента отказываться никак не собираются.

Оговоримся: любая интерпретация будет не до конца надежной, ибо властные коридоры в части принятия решений не совсем прозрачны даже для их непосредственных обитателей.

Между тем, вся эта история с «законом Познера» показательна для всей работы путинской администрации последнего года.

Персональное дело журналиста

Прежде всего о самом «законе Познера». СМИ с госучастием в России немало: практически все телеканалы прямо или косвенно контролируются государством. Имеется и целый ряд СМИ, в которых государство является мажоритарным акционером. Прежде всего, это «Первый канал», обширное хозяйство медиахолдинга ВГТРК, «Российская газета» и два из трех крупнейших информационных агентств — РИА «Новости» и ИТАР-ТАСС.

Но и на остальные значимые и массовые медиа у Кремля вполне имеются средства давления. Все-таки все федеральные телеканалы контролируют близкие к власти бизнесмены, а массовые газеты вполне договороспособны. Де-факто, если Кремль обижается на Позннера всерьез, он может закрыть ему доступ в подконтрольные медиа. Скандал, конечно, выйдет, но и не такое переживали.

Закон, буде его и впрямь внесут и решат принять, он, разумеется, не только по конкретному Владимиру Познеру ударит, но еще и по иным иностранным гражданам из государственных медиа. Ну, кроме многочисленных иностранцев с Russia Today, которые хоть и получают государственные деньги, но трудятся в как бы независимом от государства СМИ. Но главная мишень — тут никаких сомнений — это телеведущий, допустивший вольную и обидную оговорку «Государственная дура» в прайм-тайм на центральном ТВ. Ну и вообще допускающий много вольностей, вещая на свою многомиллионную аудиторию.

«Закон Познера», как акт персональной обиды (Кремля или даже отдельных депутатов), – это практически новелла в российской практике. Чтобы целый законопроект разрабатывался против одного журналиста (!), такого, казалось, в природе быть не может. Но ведь и остальное творчество, не только законодательное, что выходит у власти за последний год, инициативе «группы депутатов» под стать.

Креативные политические менеджеры

Массовые митинги в Москве стали основным фактором, задавшим практически всю политическую повестку с декабря 2011 года и, пожалуй, до сих пор. Власти явили недюжинный креатив, ответив всем, кто по их мнению был виновен в массовых протестах. И вот реакция на митинги была подобна «закону Познера»: казуальная (законы принимались «по случаю» и правотворчество стало по сути прецедентным), реактивная (законы и иные действия инициировались только после событий, не задавая рамку для них заранее) и, как полагают критики этого законотворчества, неоправданно жесткая.

Последняя характеристика сомнительна, поскольку реального правоприменения у некоторых из «репрессивных законов», принятых летом-осенью 2012 года, попросту пока почти не было, за исключением отдельных эксцессов. Почти никому не выписывали по инициативе федеральных властей дикие шрафы за нарушения на массовых мероприятиях, включая несанкционированные «прогулку писателей» и акцию памяти на Лубянке 15 декабря. Некоммерческие организации пока массово не закрывали за непризнание статуса «иностранных агентов» (хотя это-то вполне вероятно еще будет). Интернет-СМИ не закрывают за распространение вредной для детей информации. Не применяется массово возвращенная в УК статья «за клевету».

Иначе говоря: принята масса репрессивных законов, но репрессии по ним не проводятся. Скажем, девушкам из Pussy Riot искусственно рисуют «двушечку», но за хулиганство, а даже не по 282-ей статье Уголовного кодекса, которую в тестах панк-феминисток при желании можно углядеть. Соратникам Удальцова шьют чуть ли не посягательство на госстрой, а заодно и хищение шапок, а не одну из новоизобретенных статей. Алексею Навальному Следственный комитет припоминает давние хищения в Кировской области, но не реальные или фиктивные нарушения на митингах. И так далее.

Наконец, имеет место измельчание объекта потенциального применения репрессий. Если по закону о митингах можно карать чуть ли не всех митингующих, то последующее законотворчество, да и иные действия федеральных властей («Болотное дело», «Анатомия протеста-2» и последовавшее за ним «дело Развозжаева») носило совсем уж адресный характер. Ведь закон об НКО-иностранных агентах был, очевидно, направлен против пары-тройки даже не десятков, а просто организаций. «Голос», МХГ, кто-то из чисто американских фондов — да вот, пожалуй, и все. «Закон Димы Яковлева» помасштабнее, но и там речь идет о тысячах, а не о сотнях тысяч людей и детей (что не отменяет его полную бесчеловечность).

«Закон Познера» – вершина этого странного законотворчества, поскольку он персонален. То есть 450 человек, которых избрали (допустим) десятки миллионов, плюс полторы сотни представителей регионов, плюс всенародно избранный президент будут решать судьбу одного журналиста: имеет он право работать или же нет. Это даже звучит абсурдно, но именно такая логика прослеживалась и в иных решениях. Если коротко и по-интернетски, то это называется «кисо обиделось».

Владимир Познер все это прокомментировал в эфире Business FM следующим образом: «Я все-таки стал российским гражданином в 1950 году, когда мне было 16 лет. Многие из них [депутатов] тогда еще не родились. Поэтому довольно странны их суждения. Но я привык к этим странностям. Ну, и на здоровье, пускай они и дальше этим занимаются. По-видимому, в стране остальные вопросы — важные для будущего России — все решены, поэтому пусть занимаются и такими».

Источник