31 октября гость программы «Познер» Алексей Венедиктов

В гостях у Владимира Познера главный редактор радиостанции “Эхо Москвы” Алексей Венедиктов.

_{»crosslinked«}

Владимир Познер в МГИМО

Для тех кто не видел.

15 апреля в МГИМО прошла встреча с Владимиром Познером, организованная Ассоциацией студентов. Деятель экрана, журналист и полиглот рассказал студентам о японских «капустниках», Хилари Клинтон и истинном патриотизме.

24 октября гость программы «Познер» Игорь Артемьев

На вопросы Владимира Познера отвечает глава Федеральной антимонопольной службы РФ Игорь Артемьев.

Владимир Познер на Эхо Москвы. “Человек из телевизора” – отрывок

К. ЛАРИНА – Прощалки как-то очень возбуждают сильно всех наших зрителей. И начальников телевизионных. Поскольку прощалка Макарова была изъята из последней передачи. А вот прощалка Владимира Познера прозвучала в программе «Познер». И я с помощью нашего слушателя из Москвы сейчас ее и процитирую. «Кажется, это придумала телевизионный критик Ирина Петровская. В общем, название, на мой взгляд, симпатичное и точное. Симпатичное – не могу объяснить, почему, просто симпатичное, да и все тут. А вот точное – довольно ясно, почему. Во-первых, потому что, на самом деле, я с вами прощаюсь до следующего воскресенья – это очевидная вещь. Во-вторых, это может быть, очевидно не всем, но когда я завершаю ту или иную программу, у меня нет никакой уверенности, что следующая состоится. А вдруг моя программа кому-то там сильно не понравилась, и случится вот такое дело. То есть это может быть прощалкой и на самом деле». Конечно же, мир содрогнулся.

А. БОРОДИНА – И мы тут же позвонили на Первый канал и прояснили. Что касается программы Познер, я и без Первого канала по факту могу сказать, завтра она стоит и 31 числа она стоит в программе передач.

О старости

Совсем недавно я получил письмо от своей американской знакомой Филлис Шлоссберг. Впрочем, она больше чем знакомая, ведь мы встретились лет пятнадцать тому назад. Дружил же я с ее мужем Джеком, ветераном Второй мировой. Он пошел воевать семнадцати лет, бежал от бедности, от приютов, где его оставили родители-алкоголики, бежал, чтобы участвовать в «хорошей войне». Стал летчиком-истребителем, полетал славно, потом служил во Франции, где научился понимать в винах и женщинах. Вернулся в Нью-Йорк, воспользовался законом, который давал большие льготы ветеранам, желавшим учиться, стал дипломированным бухгалтером, затем и адвокатом. Он был типичным продуктом Нью-Йорка: чуть жестковатым, чуть нагловатым, любителем хороших сигар, красивых женщин и вовремя выпитой стопочки виски. Но, кроме того, у Джека был врожденный вкус — он точно и тонко чувствовал живопись и театр, читал много и глубоко. Невысокого роста, на совсем худых ногах, с щелочками почти всегда смеющихся голубых глаз и чуть рыжеватыми волосами (он красил их по настоянию жены), Джек Шлоссберг был человеком необыкновенно уютным. Пишу «был», потому что в августе прошлого года он внезапно скончался, оставив дыру в моем сердце. Но дело не в этом, а в письме, которое прислала мне Филлис. Она пишет:

«Моя давняя подруга написала мне о своей старости, и я задумалась: стара ли я? Тело мое иногда говорит: да, стара… но сердце не соглашается!!! И я бы тоже не хотела вернуться в свои молодые годы. По-моему, это ее письмо очень точно подводит итог жизни».

Вот оно, это письмо:

«На днях одно юное существо спросило меня, каково быть старой. Я несколько растерялась, поскольку не считаю себя старой. Увидев мою реакцию, существо страшно смутилось, но я сказала, что вопрос интересный, что я обдумаю его и сообщу свои выводы.

Старость, решила я, это дар. Сегодня я, пожалуй, впервые в жизни стала тем человеком, которым всегда хотела быть. Нет, речь не о моем теле, конечно! Иногда это тело вызывает у меня отчаяние — морщины, мешки под глазами, пятна на коже, отвислый зад. Часто меня шокирует старуха, которая обосновалась в моем зеркале, — но переживаю я недолго.

Я бы никогда не согласилась обменять моих удивительных друзей, мою замечательную жизнь, мою обожаемую семью на меньшее количество седых волос и на плоский подтянутый живот. По мере того как я старею, я стала к себе добрее, менее критичной. Я стала себе другом. Я себя не корю за то, что съела лишнее печеньице, за то, что не убрала постель, за то, что купила эту идиотскую цементную ящерицу, в которой я абсолютно не нуждаюсь, но которая придает такой авангардный оттенок моему саду. Я имею право переедать, не убирать за собой, быть экстравагантной. Я была свидетелем того, как многие — слишком многие — дорогие друзья слишком рано покинули этот мир, еще не поняв, не испытав великую свободу, которую дарует старость.

Кому какое дело, если я читаю до четырех часов утра и сплю до полудня? Я сама с собой танцую, слушая замечательные мелодии пятидесятых годов, и, если мне иногда хочется поплакать над ушедшей любовью, что ж, поплачу. Я пройдусь по пляжу в купальнике, который еле удерживает располневшее тело, если захочу, я кинусь в океанскую волну, несмотря на полные жалости взгляды со стороны юных существ, одетых (раздетых?) в бикини. Они тоже состарятся.

Иногда я бываю забывчивой, это правда. Впрочем, не все в жизни достойно запоминания — а о важном я вспомню. Конечно, за эти годы мое сердце было разбито не раз. Как может не разбиться сердце, если ты потерял любимого, или когда страдает ребенок, или даже когда любимую собаку сбивает машина? Но разбитые сердца и есть источник нашей силы, нашего понимания, нашего сострадания. Сердце, которое никогда не было разбито, стерильно и чисто, оно никогда не познает радости несовершенства.

Судьба благословила меня, дав мне дожить до седых волос, до времени, когда мой юный смех навсегда отпечатался глубокими бороздами на моем лице. Ведь сколько же людей никогда не смеялось, сколько умерло раньше, чем смогли покрыться инеем их волосы? Я могу сказать «нет» абсолютно искренне. Я могу сказать «да» абсолютно искренне. По мере того как ты стареешь, все легче быть искренним. Ты меньше заботишься о том, что другие думают о тебе. Я больше не сомневаюсь в себе. Я даже заработала право ошибаться.

Итак, в ответ на твой вопрос, могу сказать: мне нравится быть старой. Старость освободила меня. Мне нравится тот человек, которым я стала. Я не буду жить вечно, но, пока я здесь, я не стану терять времени на переживания по поводу того, что могло случиться, но не случилось, я не стану переживать по поводу того, что может еще случиться.

И я буду есть сладкое на третье каждый божий день».

О мозгах

Так и хочется вспомнить моего любимого и неподражаемого Николая Васильевича: кто что ни говори, но такие случаи бывают. Редко, но бывают. Не ручаюсь за точность цитаты, тем более за пунктуацию, но за смысл ручаюсь, и это любимое мной гоголевское изречение пришло мне в голову в связи со следующей историей.

Поехал я в город Ульяновск, который нынче представляется на разных растяжках и рекламных щитах таким образом: «Ульяновск (Симбирск)». Вроде не совсем прилично продолжать называться фамилией человека, который принес России больше бед, чем татаро-монгольское иго, но вместе с тем и не совсем ловко вот так разом взять и вернуть городу прежнее имя. Вот и заняли такую полустыдливую позу — вроде прикрыли причинное место, и все довольны. Что напоминает мне анекдот о молодом человеке, который загорал нагишом на берегу реки и заметил, что к нему приближается молодая хорошенькая женщина. Понимая, что не успевает надеть штаны, он схватил за ручку лежащую рядом и кем-то забытую кастрюлю и прикрыл ею причинное место. Женщина, приблизившись, улыбнулась очаровательной улыбкой и сказала:

— Молодой человек, спорим, что я угадаю, о чем вы думаете?

— Попробуйте, — чуть смущенно ответил наш герой.

— Вы думаете, что у этой кастрюли есть дно.

Итак, прибыл я в Ульяновск (Симбирск). Встретила меня в аэропорту Саша, коллега-телевизионщик из Питера (мы оба прибыли, чтобы провести ток-шоу на одной из местных телевизионных станций), посадила в машину и тут же стала рассказывать историю, которую я вряд ли забуду.

— Владимир Владимирович, — начала она, — я везу вас в гостиницу «Венец», где я проживаю на двадцать первом этаже. Оттуда открывается изумительный вид на Волгу. Красота — неописуемая. Но меня, как только я посмотрела из окна на Волгу, поразила не красота, а мост, который строят между левым и правым берегами города. Понимаете, мост строят не с берегов навстречу друг другу, а строят его с середины реки…

— Это как? — не понял я.

— А так, поставили посередине реки центральный пилон и пошли строить полотно моста в обе стороны от него.

— А зачем? — продолжал не понимать я.

— Вот и я спросила зачем, и знаете, что ответили? Чтобы не воровали.

— ?!

— Да-да, объяснили так: если стройматериалы складировать на берегу, воровать их не представляет никакого труда. А вот если складировать их на баржах посередине реки, воровать становится намного труднее. Ну не гениально ли?!

Тут молчавший до этого водитель весело сказал:
— А все равно воруют.

История эта произвела на меня глубокое впечатление — она тянет на притчу, в ней глубинный философский смысл.

В этом самом городе Симбирске родился человек, который полагал возможным изменить нашу с вами природу, если принципиально изменятся условия нашего существования, если будет отменена частная собственность. Ему с товарищами удалось захватить власть и реализовать задуманное, хотя, насколько мне известно, к концу своей короткой жизни он ужаснулся содеянному, но было уже поздно что-либо изменить — он был при смерти. Частную собственность отменили, объявив ее всенародной, то есть принадлежащей всем одновременно. Народ посмотрел-посмотрел, подумал и пришел к выводу, что всенародная собственность на самом-то деле не принадлежит никому, а значит, ее можно брать себе, а конкретнее — красть.

Теперь строй вновь изменился. Общенародная собственность исчезла, вместо нее вернулась частная, и, казалось бы, все изменилось, и только одно осталось неизменным: мозги. Бывшие строители коммунизма продолжают воровать.

Левобережная часть Ульяновска (Симбирска) соединена с правобережной частью одним-единственным мостом. Лет двадцать тому назад это не создавало проблем, поскольку личных автомобилей у жителей родины Ильича было ничтожно мало. Теперь же все изменилось. Теперь этот мост задыхается от личного транспорта, и в часы пик, как сказал нам водитель, приходится выстаивать двух- и даже трехчасовые пробки. Вот и строят второй мост — строят годами (водитель сказал: пятнадцать лет — за что купил, за то и продаю). Строят — и никак не построят, потому что воруют и деньги, выделенные на строительство, и сами стройматериалы.

То, что этот мост да и вся эта история имеют самое прямое отношение к Ульяновску (Симбирску), замечательно. Именно это, по-моему, придает ей силу притчи. Вывод, как мне кажется, один: все наши трудности и беды связаны главным образом с головой. Пока мозги не изменятся, вряд ли можно ожидать серьезного продвижения страны. Но это случится лишь со сменой поколений, а значит, надо набраться терпения.

О наших

Пишу эти строки, отдыхая в благословенной Португалии, точнее, в той ее части, которую мы зовем Алгарвой, а португальцы — Алгарвом. В этой самой южной части страны особый микроклимат: температура здесь редко достигает 30 градусов; здесь широкие, бесконечные, сливающиеся с горизонтом песчаные океанские пляжи поразительно малолюдны, хотя и прекрасно оборудованы; здешние жители необыкновенно улыбчивы, приветливы, доброжелательны и неторопливы; здесь еда вкусна так же, как и когда-то. Присоединившись к Европейскому союзу, Португалия потеряла право экспортировать свою сельскохозяйственную продукцию и поэтому выращивает все только для себя — без химикатов и консервантов. Помидор пахнет помидором и имеет соответствующий вкус, фрукты тают во рту, свежевыжатый апельсиновый сок, подаваемый в любой кофейне, имеет одуряюще прекрасный вкус, и, увидев на вашем лице улыбку блаженства, человек, стоящий за прилавком, непременно заметит, что апельсины, между прочим, португальские, а не какие-то там испанские.

Словом, Алгарв — это рай земной еще и потому, что здесь очень мало туристов. Нет, они, конечно, есть, но, во-первых, их несравненно меньше, чем, скажем, в Италии, Испании, во Франции; во-вторых, они довольно однородны по своему национальному составу: в основном это жители Великобритании, предки которых стали приезжать сюда в поисках солнца и теплого океана аж полтора века тому назад. А британцы не в пример многим другим умеют себя вести так, что их не замечаешь. Почти нет немцев с их оглушительным гоготом; итальянцы, испанцы и французы предпочитают отдыхать на собственных побережьях; американцев нет, по-видимому, потому, что они никогда не слыхали о такой стране. И почти нету наших.

Если вам показалось, что я написал эти слова с некоторым чувством удовольствия, то не ошиблись. Дело в том, что наши…

Нет, давайте я попробую подойти с другого конца. Когда встречаешь соотечественника за рубежом, особенно на отдыхе, почти всегда возникает тема присутствия или отсутствия «наших». Чаще всего это звучит так:

— Здесь почти нету наших.
— Слава богу!

Или:

— Все хорошо, но наших здесь — как саранчи.
— Вот ужас!

Я не претендую на энциклопедические знания в этом вопросе, но готов поспорить, что нет ни одного другого народа, представители которого так отзывались бы о своих. Вы можете себе представить, чтобы ирландец, или итальянец, или француз, или англичанин, или швед, или грек, или голландец, услышав, что вместе с ним отдыхает здесь много его соплеменников, сделал бы кислую гримасу и сказал бы: «Вот не повезло!»? Я — не могу.

В чем дело? Почему мы так не любим друг друга? Правда, мы особо-то никого не любим, но все же…

Не знаю, как вы, а я отличаю наших за версту. Не потому, как они одеты, хотя было время, когда именно это обращало на себя внимание. Нет, сейчас одеваются вполне сносно, хотя время от времени попадаются олигархические и околоолигархические дамочки, которые выходят на пляж в платьях от «Диора». Эллочка Людоедка все еще жива и все жаждет утереть нос Вандербильдихе. Но это скорее исключение из правил.

Наших я узнаю по совершенно определенным признакам физиологического, так сказать, характера. Мужчин я узнаю по необъятному размеру живота. Если идет мужчина лет 40-50 и его опережает сантиметров на 75 живот, будьте уверены — это наш человек. Что касается женщин, то их я узнаю по выражению лица. Одним словом можно описать это выражение лица так: недовольство. Если быть менее вежливым, то вспоминаются слова моего отца: такое выражение лица, будто ему (ей) в суп на…ли. В самом деле: неулыбчивы, высокомерны, капризны — прямо аристократы какие-то. Впрочем, аристократы так себя не ведут. Кстати, и у наших мужчин выражение лица, как правило, не сильно приветливое, но это замечается лишь потом, уже после живота.

Чем же они недовольны? Вроде все у них прекрасно, ездят по всяким там заграницам, отдыхают на престижнейших курортах Европы, с деньгами все хорошо. Почему же такие лица? Дома это не так бросается в глаза, поскольку не с чем сравнивать: дома ВСЕ ходят с постными, недовольными, угрюмыми лицами. Хотя разговоришься с ними — смеются, улыбаются, вполне приветливы… В основном.

В чем дело?

Может быть, это защитная краска?

От чего защита? Вот, например, встречаются два американца:

— Привет, Чарли, как дела? (Hi Charlie, how are you?)
— Отлично! (Fine!)

При этом Чарли обнажает в ослепительной улыбке все 32 прекрасных белых зуба, даже если вчера у него сгорел дом.

Встречаются двое наших:

— Привет, Коля, как дела?
— Да какие там дела?

Это при том, что вчера в казино он выиграл пять миллионов долларов. (Или варианты на эту тему, типа: «Ничего…», «Да так себе», или в лучшем случае «Нормально».)

Чем объяснить два столь разных стиля поведения?

Не претендуя на истину в последней инстанции, предлагаю свое объяснение.

Америка — необыкновенно конкурентная страна, там слабые, проигравшие, так называемые лузеры (loosers) не в почете. Там всегда надо быть в порядке, там никто не должен знать о твоих трудностях, там надо выглядеть чуть лучше, чем ты есть на самом деле, там надо быть «уинером» (winner), т. е. победителем. Россия — страна, в которой традиционно сочувствуют несчастным, неудачникам, даже пьяницам, но зато очень не любят людей успешных, удачливых. Так что, если тебе очень хорошо, лучше не вызывать зависти, лучше сделать постную мину и жаловаться на трудную жизнь.

Угрюмое, недовольное лицо — защитная окраска, сообщение о том, что у тебя все плохо. Особенно когда кругом много своих.

И еще я узнаю наших по их детям: это самые невоспитанные, самые избалованные, самые беспардонные дети на свете. Но об этом я напишу как-нибудь в другой раз.

А сейчас пойду окунусь в зеленовато-синие воды моего любимого Атлантического океана. И когда вы встретите человека со счастливым выражением лица, так и знайте: это я.

О телевидении

О телевидении я, как правило, не пишу. Негоже публично высказываться о своих коллегах, об индустрии, которая не только кормит меня, но и поит. Недавно, однако, произошло событие, которое настолько вывело меня из природного состояния равновесия, что я решил высказать некоторые соображения о российском ТВ. Но сначала — о событии.

В некоем российском городе (каком — значения не имеет), некоего гражданина (ФИО значения не имеют) предупредили в энный раз, что его выселяют из занимаемой им квартиры за злонамеренную и длительную неуплату коммунальных услуг. Узнав о том, что на этот раз и в самом деле выселят, гражданин объявил, что в этом случае он обольется бензином, подожжет себя и выбросится из окна (с какого этажа — значения не имеет, поскольку этаж был выше третьего). О своем намерении он сообщил одной из местных телевизионных компаний (какой именно — значения не имеет), назвав день и час своего ухода в мир иной. За полчаса (или около того) до означенного часа приехала съемочная команда. Одна камера была установлена в квартире гражданина, вторая — на улице против его окна. Оба оператора стояли на изготовку, ожидая команды своего режиссера. Точно в означенное время гражданин приступил к обещанным действиям: облил себя бензином, чиркнул спичкой, вспыхнул и, став живым факелом, выбросился из окна. Все было заснято должным образом. Далее телевизионная компания разослала свой «эксклюзив» множеству других компаний, в частности Первому каналу, каналу «Россия» и НТВ. В тот же вечер НТВ выдал «эксклюзив» в эфир. Вот и вся история.

Я оставляю в стороне тот поразительный факт, что, узнав о намерении гражданина, представители телевизионной компании не предупредили милицию, пожарников, службу психиатрической и скорой помощи. Есть основания полагать, что, сделай они это, никакого самосожжения не произошло бы. Но они этого не сделали, у них была одна задача: заснять «эксклюзив» и продать его подороже.

А НТВ, организация, некогда слывшая эталонной в своей телевизионной области, поступила как поступила.

Некоторое время тому назад я ознакомился с данными опроса общественного мнения, согласно которым более 60% населения России поддерживают идею введения цензуры на ТВ. Первоначально этому можно ужаснуться и начать размышлять о «рабском менталитете россиян». Но мне кажется, что дела обстоят не так, как можно подумать. Потому что, выясняется, что россияне вовсе не поддерживают идею о введении политической цензуры. Им просто претит та мерзость, которую им предлагает российский телевизионный экран (РТЭ).

Я лично не знаком с министром обо-роны РФ Сергеем Ивановым, часто не разделяю высказанных им взглядов, но когда он обвинил телевидение в «дебилизации» страны, я — заметьте, без всякого удовольствия — вынужден был с ним согласиться.

Что представляет собой сегодня РТЭ? Причудливую смесь, состоящую из окровавленных тел, нескончаемой стрельбы, юмора, рассчитанного на интеллект больного лабрадора, бодряческого смеха, перебиваемого душераздираю-щими криками пытаемых садистами людей, и пошлых до тошноты интервью с так называемыми звездами.

РТЭ утопает в дерьме. И население требует цензуры.

Ни для кого не секрет, что власть (ФИО — не имеют значения) довольно жестко контролирует ТВ. Федеральная — федеральные каналы, местная — местные. Даются указания, разумеется устные, того-то не приглашать, о том-то не говорить, а если говорить, что говорить и как говорить. Речь, разумеется, об информации, о передачах общественно-политических. Вмешиваться в содержание этих программ власти не кажется неприличным или зазорным делом. Почему же она не вмешивается в содержание всего остального? Почему с таким равнодушием наблюдает за тем, как на глазах снижается интеллект нации? Почему не кричит караул и не способствует созданию в срочном порядке общественного телевидения, которое призвано информировать (а не оболванивать), просвещать (а не оглуплять) и развлекать (а не «дебилизировать») народ? Пожалуй, есть два способа свести на нет духовный мир нации. Один способ описал Оруэлл в книгах «1984» и «Скотный двор». Там речь идет о контроле над мыслями людей, осуществляемом так называемым Большим Братом (властью). Мы, выходцы из СССР, испытали это в полной мере. Второй способ был описан не менее выдающимся английским писателем Хаксли: он утверж-дает, что в век передовых и высоких технологий не Большой Брат по собст-венному желанию смотрит на нас, а мы по собственному желанию смотрим на Большого Брата. Когда важное заменяется тривиальным, когда культурная жизнь определяется как бесконечная череда развлечений, когда серьезный общественный диалог уступает место невнятному лепету умственно отсталого ребенка, короче говоря, когда народ превращается в зрительскую массу, главным делом которой становится наблюдение за водевилем, тогда нация скукоживается и тихо умирает.

Сегодня РТЭ этому способствует абсолютно на всех каналах без исключения.

Человек-факел и то, как он был использован, — лишь один, далеко не самый опасный пример того, о чем я, испытывая глубокий дискомфорт и неудовольствие, счел необходимым написать.

О половом воспитании

С семи до двенадцати лет я учился в City & Country School, которая занимает здание между 6-й и 7-й авеню в Нью-Йорке. Эта школа была создана удивительной женщиной по имени Каролина Прэтт. Она считала, что учить детей надо исходя из убеждения, что ребенок не глупее учителя, а лишь уступает ему в опыте, но превосходит в жажде знаний. Ребенок, считала она, хочет получить ответ на вопрос «почему» и совершенно не восприимчив к стандартному ответу «потому».

В созданной ею школе семилетки учились пониманию природы, рисуя полотна для выпускного вечера, который предстоял тринадцатилеткам в конце года. Восьмилетки вели почту школы, продавая марки, конверты, открытки, и так постигали арифметику. Девятилетки управляли школьным магазином культтоваров, учась и математике, и делопроизводству, и бизнесу. Десятилетки, изучая Средние века, на уроках труда мастерили латы, рыцарские шлемы и готовили спектакль о посвящении в рыцарский сан. А классом старше, где преподавали эпоху Возрождения, ребят знакомили с Гуттенбергом с помощью двух печатных станков, на которых готовилась вся печатная продукция школы — плакаты, объявления, приглашения. В предпоследнем классе мы учились писать киноварью по пергаменту и готовили именные выпускные дипломы для тех, кому предстояло окончить школу и поступить в так называемую «хай скул», где учились подростки с 14 до 17 лет.

Понятно, мы учились и многим другим предметам, но это всегда была особая учеба — живая, реальная, предметная.

Был у нас и школьный врач, доктор Левин. Он приходил к нам домой, когда мы болели, он прикладывал лед к нашим разбитым в драках носам, он мазал йодом наши ободранные локти и колени. Он любил нас, и мы отвечали ему взаимностью. Он видел своих маленьких пациентов во всех видах, так что его никто не стеснялся. И вот, когда нам исполнилось двенадцать лет, доктор Левин пришел в класс и сказал, что собирается рассказать, что такое человек, почему и как мужчина отличается от женщины, и каким образом появляются на свет дети. Так мы постепенно стали разбираться в том, что такое яйцеклетка, что такое овуляция, что такое менструация, что такое сперматозоид, каким образом он оплодотворяет яйцеклетку, что такое беременность, каким образом возникает эрекция, что такое половой акт — и, поскольку доктора Левина мы знали как облупленного, то не было и намека на что-то неловкое или скабрезное. Это и были уроки полового воспитания, которые сослужили нам весьма добрую службу.

Почему вспомнил я об этом?

В течение последних нескольких месяцев я езжу по стране и выступаю в различных городах по местному телевидению, где веду ток-шоу по вопросу ВИЧ/СПИДа. В России официально зарегистрировано около 360 тысяч ВИЧ-инфицированных граждан. На самом деле их раз в пять больше, то есть не менее полутора миллионов, больше 1% населения. Поражает многое: то, как мало знают о ВИЧ-инфекции, полагая, в частности, что можно заразиться от поцелуя, рукопожатия, посуды; то, что боятся ВИЧ-инфицированных, боятся их детей, не желают, чтобы такие дети ходили в один детский сад, в одну школу со здоровыми детьми; то, что убеждены в том, что ВИЧ-инфекция — это удел исключительно (а) наркоманов, (б) гомосексуалистов, (в) проституток и (г) распущенных в половом отношении людей («а раз я ни то, ни второе, ни третье и ни четвертое, то мне ничего не грозит»). Поражают утверждения, будто никакой ВИЧ-инфекции нет, что на самом деле это все подлый заговор Запада, в первую голову США, имеющий целью уничтожить и расчленить Россию и овладеть ее богатствами. Ушам не верю, когда слышу, как безапелляционно утверждают, что безопасного секса нет, что презерватив не предохраняет, так как вирус ВИЧ так мал, что просачивается сквозь ячейки латекса и, следовательно, агитация за его применение — коварная задумка все того же Запада, а уж преподавание в школе основ полового воспитания есть попытка развратить и уничтожить русскую молодежь.

Эти утверждения я слышал в Улан-Уде от представителя Русской православной церкви и его крайне агрессивной супруги, людей, в остальном, вполне грамотных. Слышал подобное и в Томске, и в Барнауле, и в Новосибирске.

Я все думаю: почему так сопротивляются в России распространению знаний, которые так или иначе связаны с интимной жизнью? Почему некоторые готовы лечь костьми, лишь бы не допустить уроки полового воспитания в школе? Мне отвечают: потому что мы, русские, весьма духовны, мы выше всего этого. Так и хочется спросить: в каком смысле? Мол, у нас секса нет?

Это напоминает мне случай, когда Алла Пугачева пришла в мое ток-шоу «Мы» и совершенно поразила одного из участников, который признался, что никогда не видел ни одной звезды наяву, что вообще не представляет себе, что это за люди, не отличаются ли они от всех прочих составом крови, и вообще ходят ли они в туалет, как все прочие смертные. Алла Борисовна внимательно выслушала его, затем ответила подробно на все его вопросы и завершила свой ответ, сказав максимально серьезным тоном: «И я, конечно, не хожу в туалет».

Как мне кажется, духовность заключается не в том, чтобы, словно страус, засовывать голову в песок, чтобы не видеть правды; и не в том, чтобы рассказывать всякую мерзость про выдуманных «врагов». Духовность, в частности, состоит в том, чтобы воспитывать людей людьми и давать им реальные знания о мире, в котором им предстоит жить, — как это делали со мной в City & County School Каролина Прэтт, доктор Левин и другие учителя.

О пропаганде

10 декабря 2005 года в эфир вышел новый телевизионный канал с названием столь же кратким, сколь ясным: Russia Today («Россия cегодня»). Идея создания этого канала, который будет доступен зрителям всего мира, равно как и российским зрителям — обладателям тарелок «НТВ Плюс», проста до боли: улучшить имидж, то бишь, образ России за рубежом. Образ и в самом деле так себе. Это — мягко говоря. Если говорить по-стариковски прямо, то образ никудышный.

Отчего так?

Позвольте мне некоторое отступление.

Я, человек, проработавший 30 лет в пропаганде, сначала в агентстве печати «Новости», затем на Центральном радиовещании для зарубежных стран Гостелерадио СССР и, наконец, политическим обозревателем Центрального телевидения все той же организации, был свидетелем того, как имидж СССР кардинально изменился: будучи совершенно отвратительным в течение десятилетий, он буквально за три года стал просто отличным. И спешу сообщить вам, многоуважаемые читатели, что вся мощная и исключительно дорогостоящая пропагандистская машина Советского Союза была совершенно ни при чем.

При чем же были четыре совершенно конкретных события, имевших место во времена Перестройки и Гласности:

1. Вывод «ограниченного контингента» советских войск из Афганистана.

2. Возвращение академика Андрея Сахарова из горьковской ссылки в Москву.

3. Свободный выезд советских граждан в зарубежные страны, как на постоянное место жительства, так и на временное.

4. Отмена глушения «вражьих» голосов.

Четыре абсолютно конкретных, осязаемых события, которые буквально перевернули отношение к СССР Запада (и не только Запада) на сто восемьдесят градусов.

Понятно, что по мере того как Перестройка и Гласность стали давать сбои — кровавые события в Тбилиси, Баку, Вильнюсе, Риге, поворот Горбачева от реформаторов к представителям советской/коммунистической элиты (Крючков, Язов, Янаев & Co.) — отношение снова стало довольно быстро портиться, но ненадолго. Провал путча 19 августа 1991 года, приход к власти Ельцина, в котором видели столп демократии, распад СССР снова изменили все к лучшему. И снова пропаганда была ни при чем.

Правда, за ельцинское десятилетие образ России вновь, хотя и не быстро, стал ухудшаться. Тому виной был сам «царь Борис» и его пристрастие к алкоголю, появление олигархов и бессовестная приватизация, разгул бандитизма (список можно продолжить, но я предоставлю это каждому из вас на свой вкус). К концу ХХ века образ России вновь стал малопривлекательным. Приход к власти В. В. Путина ситуацию не улучшил. Во-первых, потому что для зарубежья это был малоизвестный человек и, во-вторых, потому что то, что было известно о нем — многолетняя служба в КГБ, — внушало серьезную тревогу. Впрочем, судить не спешили, заняли выжидательную позицию. Поначалу все шло в сторону улучшения: казалось, страна будет дальше двигаться в сторону демократических преобразований, воцаряется некоторый порядок, Россия становится предсказуемой. Но потом последовало несколько совершенно конкретных событий, в результате которых имидж России стал стремительно портиться. Это:

1. Разгром НТВ.

2. Отмена прямых выборов губернаторов.

3. Нескончаемая война в Чечне.

4. Процесс над Ходорковским и фактическая национализация ЮКОСа.

5. Жесткий контроль, установленный Кремлем над так называемыми «федеральными» телевизионными каналами.

6. Ощущение отката демократии и установления авторитарной власти.

В результате всего этого образ России сегодня в мире находится примерно на таком же уровне, что и образ СССР в годы холодной войны, но с одной поправкой: никто не надеялся на то, что СССР «исправится», вольется в стан демократических стран. Постсоветская Россия, напротив, такие надежды внушала, а обманутые надежды, как известно, действуют намного негативнее, чем отсутствие надежд.

Складывается впечатление, что нынешняя власть обеспокоена всем этим и, как предыдущая, советская, решила, что можно исправить положение с помощью пропаганды. По крайней мере, я так понимаю решение о запуске телеканала Russia Today. Я хотел бы подчеркнуть, что не всякая пропаганда плоха (пропаганда здорового образа жизни, пропаганда доброты и добрых дел). В конце концов, как говаривал один из моих любимых американских народных певцов, Вуди Гатри, «для пятилетнего ребенка, который не хочет спать, колыбельная тоже пропаганда». Но пропаганда, призванная доказать, что черное на самом деле есть белое, не может сработать, она обречена на неудачу.

Надо понимать, что граждане любой свободной страны всегда будут больше доверять своим средствам массовой информации, чем иностранным, и если свои СМИ регулярно и предметно рисуют отрицательный образ какой-либо страны, то никакая, даже самая изощренная пропаганда, приходящая из этой страны, не поможет. Поможет лишь серьезный и объективный анализ того, почему этот образ существует, в чем его причины, а затем (если, конечно, хочется этот образ изменить к лучшему) разобраться с этими самыми причинами. Все это я пишу как человек, много лет отдавший пропаганде (см. выше) и на деле убедившийся в том, что, как однажды сказал президент Авраам Линкольн, «можно дурить часть народа много времени и можно дурить много народа часть времени, но невозможно все время дурить весь народ». И еще помню, как много лет тому назад один очень близкий мне человек, который отсидел семнадцать лет в сталинских лагерях, горько ответил на мою жалобу на то, как трудно бывает убедить наших зарубежных радиослушателей в том, что Советский Союз не так уж плох: «Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива».

С этим спорить трудно.